офицеров и в развитие флота они хорошо знали. И не вина Монжа в том, что Наполеон оказался слишком нетерпеливым, и подводная лодка Фултона, строительству которой всячески содействовал Монж, не была доведена до состояния эффективного боевого средства. Впоследствии две подводные лодки французского флота носили имя Монжа. Одна из них, построенная в начале нынешнего века, видимо, не раз стояла рядом с линейными кораблями «Республика» и «Дантон» под развевающимся трехцветным флагом. А вторая была одной из самых крупных лодок (свыше двух тысяч тонн подводного водоизмещения!), построенных в мире перед второй мировой войной.

Нет, не забыто имя ученого на его родине. Но ни монументальный памятник, созданный бессмертным Рюдом, ни подводная лодка гигантского водоизмещения, построенная французскими кораблестроителями, не может идти в сравнение с тем величественным памятником Монжу, который воздвиг он сам, с его неоценимым вкладом в развитие мировой науки, техники, образования, в подготовку инженеров.

Склоняются ли нынешние школьники всех континентов над заданиями по черчению, стоят ли студенты у кульманов, сидят ли конструкторы у дисплеев со световым пером — все они пользуются языком Монжа, чертежом, применяют его методы и продолжают его дело. Они готовятся создавать или уже создают замечательные машины, при помощи которых, как говорил Монж в своей программной речи на открытии Нормальной школы, «человек, используя силы природы, оставляет за собой только работу разума».

Нестройный хор голосов, пытавшихся вернуть светлый ум великого геометра к действию, к жизни пением его любимой «Марсельезы», умолк, так и не достигнув цели. Песни не воскрешают людей. Но они вызывают «души прекрасные порывы».

«Марсельеза» не умерла. Запрещенная на родине ученого, она зазвучала в России на тайных собраниях декабристов, а потом вновь обрела силу во Франции, которая переживала новый революционный подъем. Великий изгнанник Гюго, воспевший людей девяносто третьего, с ликованием писал в одном из стихотворений: «Марсельеза не стала еще хрипеть, конь Клебера еще не пал!..»

Гектор Берлиоз переложил песню марсельских добровольцев для большого хора и оркестра, написав на полях партитуры перед словами «К оружью, граждане!» свои вдохновенные слова: «Все, у кого есть голос, сердце и кровь в жилах!»

Таких людей оказалось много, особенно среди слушателей Политехнической школы, этой цитадели республиканцев, традиционное свободолюбие которых не могли подавить ни император, ни короли. Любимые сыновья Монжа участвовали во всех революционных выступлениях народа и первыми появлялись на баррикадах. И смело шли под пули с любимой песней своего учителя на устах.

Республиканец Монж сделал очень много, разбудив сердца юношей, сделав их «способными ко всему прекрасному» и прежде всего к борьбе за свободу и прогресс. Но все же гораздо больше он совершил как деятель промышленной революции, которая породила новый, поистине революционный класс. И справедливо писал позже Луи Арагон:

Но Марсельеза стала скоро

Той песнею другой,

Той самой лучшею, с которой

Воспрянет род людской.

Прогресс научно-технический и прогресс социальный в их неразрывном единстве — вот что нужно, чтобы избавить людей от тяжкого, изнурительного труда, сделать их жизнь содержательной и радостной. Это чувствовал Монж и этому служил, как мог. Этим и наполнена вся его драматическая жизнь, столь бегло здесь очерченная.

Прошло уже сто шестьдесят лет с того времени, когда Монжа не стало. Но остались Франции, всему человечеству его бесценные творения и идеи. Осталась в веках неувядающая слава математика и патриота, а это именно тот вид бессмертия, который был бы ему наиболее дорог.

«Завидую я вам, ученым, — говорил некогда Монжу Бонапарт, — Как вы должны быть счастливы тем, что прославились, не запятнав кровью своего бессмертия!..»

Прав был великий завоеватель: Монжу досталась поистине завидная судьба. В двухтомной истории геометрии Мишель Шаль справедливо отмечал, что с появлением начертательной геометрии Монжа мгновенно расширилась как по понятиям, так и по средствам остававшаяся около века в пренебрежении чистая геометрия — наука, прославившая Евклида, Архимеда, Аполлония, бывшая в руках Галилея, Кеплера, Паскаля, Гюйгенса единственным орудием при их великих открытиях законов природы, наконец, наука, породившая бессмертные принципы Ньютона.

Имя геометра и якобинца Гаспара Монжа по праву стоит в ряду самых блистательных имен, украшающих величественное здание мировой науки. Человек проницательного ума, титанического трудолюбия и доброго, доверчивого сердца, он отдал свой гений служению родине, прогрессу и любимой математической науке, которая, как говорил Фурье, являясь способностью человеческого разума, восполняет краткость нашей жизни и несовершенство наших чувств.