ноги и начинал дышать страшно. Даже присутствие друзей уже было ему в тягость.

Я раз зашел к нему утром, это было или в последних числах апреля, или в первых мая. На двор, под деревья вынесли диван – и Белинского вывели подышать чистым воздухом.

Я застал его уже на дворе.

Он сидел на диване, опустя голову и тяжело дыша.

Увидев меня, он грустно покачал головою и протянул мне руку, всю покрытую холодным потом.

Через минуту он приподнял голову, взглянул на меня и сказал:

– Плохо мне, плохо, Панаев!

Я начал было несколько слов в утешение, но он перебил меня:

– Полноте говорить вздор.

И снова молча и тяжело дыша опустил голову.

Я не могу высказать, как мне было тяжело в эту минуту…

Я начинал заговаривать с ним о разных вещах, но все как-то неловко, да и Белинского, кажется, уже ничего не интересовало… «Все кончено! – думал я… – через несколько дней, а может быть и через несколько часов не станет этого человека!»

А солнце светило так ярко; был такой чудесный весенний день, листочки на деревьях начинали развертываться, и воробьи чиликали и летали около умирающего…

Белинский умер через несколько дней после этого. У Языкова (М. А.) хранится портрет карандашом, как он был за несколько дней до смерти: исхудалый, с горящими, лихорадочными глазами, с всклокоченными волосами, обросший бородой.

Портрет этот сделан женой Языкова… Лицо умирающего так поразило ее и так врезалось ей в память, что она тотчас по приезде домой набросала его на бумагу…

В минуту смерти его я не присутствовал, но те, которые были тут, рассказывали мне, что Белинский, лежавший уже в жару без сил и без памяти на постели, вдруг, к изумлению их, вскочил с сверкавшими глазами, сделал несколько шагов, проговорил невнятно, но с энергиею какие-то слова и начал падать. Его поддержали, уложили в постель, и через четверть часа его уже не стало…

Немногие петербургские друзья провожали тело его до Волкова кладбища. К ним присоединились три или четыре неизвестных, вдруг бог знает откуда взявшиеся. Они оставались до самого конца печальной церемонии на кладбище и следили за всем с величайшим любопытством, хотя следить было ровно не за чем. Белинского отпели и опустили в могилу, как и всякого другого, и огорченные друзья его бросили молча по христианскому обычаю горсть земли в его могилу, в которой уже начинала проступать вода…

Я не имел ни малейшей претензии на изображение личности Белинского. Для такого труда надо большие силы, да еще и время для этого не настало. Этой небольшой статейкой я хотел только вызвать более интересные воспоминания об нем людей, которые были так же близки к нему, как я. Я буду вполне счастлив, если мои отрывочные воспоминания напомнят хоть сколько-нибудь образ этого человека его друзьям и прочтутся не без интереса теми, которые не знали его, но которым дорога его память.

15 января 1860 г.

Примечания

1

Причины эти объясняются строгостию тогдашней ценсуры и кроме того размолвкой между Белинским и некоторыми его московскими друзьями, что читатели увидят далее.

(обратно)