дальше.

Наконец запах ослабевает настолько, что можно вернуться к гробу. На этот раз перед тем, как поднять крышку, они делают несколько глубоких вдохов.

Внутри гроб обит стеганым атласом, белым, цвета смерти. Волосы старухи тоже белые. Они тонкие, и голова в них будто в облаке. Хотя они того же цвета, что и атлас, в них нет того блеска, который присущ атласу. Лицо старухи бурого цвета, будто старая потертая кожа. Кое-где плоть расползлась, обнажив лицевые кости. Хорошо видны зубы – блестящие, будто их только что почистили. За то, что она относительно хорошо сохранилась, нужно благодарить дорогой гроб и сухой калифорнийский климат – пролежав три года в более влажной почве и менее качественном гробу, она выглядела бы гораздо хуже.

Запах уже не такой сильный, он растворился в свежем ночном воздухе. Человек с факсом смотрит на часы. У них осталось чуть меньше трех часов темноты. Он читает указания, написанные в нижней части листка, несмотря на то, что думал о них днем и ночью всю прошлую неделю и выучил их наизусть.

Он открывает портфель, вынимает из него ножницы, скальпель, обвалочный нож и маленький ящичек-холодильник. Работая уверенно и быстро, он отхватывает ножницами прядь волос, вырезает из груди старухи квадратный участок плоти, ампутирует указательный палец правой руки. Из отрезанного пальца не вытекает ни капли жидкости – он тверд и сух, словно отпавший от дерева сучок. Человек кладет каждый свой трофей в особое отделение ящичка, еще раз сверяется с факсом, мысленно ставя галочку против каждого пункта указаний.

Копатели закрывают гроб крышкой и прикручивают ее шурупами, затем опускают гроб в могилу и начинают забрасывать ее землей. Работа идет легче и быстрее, чем при выкапывании гроба. Но не так быстро и легко, как им бы хотелось.

Утром мимо могилы проходит один из сторожей. Он не замечает ничего подозрительного. Работа выполнена чисто.

1

– Здесь нет гаража, – сказал Джон.

– Я могу это пережить. У скольких домов в Лондоне есть гараж?

Джон кивнул. Может, она и права и это не так уж важно.

– Мне нравится. А тебе?

Джон рассеянно посмотрел на знак «Продается», перевел взгляд на листок с описанием дома, который он держал в руке, и вернулся к осмотру крыльца с колоннами, казавшегося слишком большим даже для такого дома, увитых плющом и клематисом стен из красного кирпича и башенки. Башенка нравилась ему больше всего.

В детстве Джон мечтал стать архитектором, и если бы жил в прошлом веке, то спроектировал бы именно такой дом. Он отличался собственным оригинальным стилем, имел три этажа, викторианскую террасу из красного кирпича и башенку, которая сообщала ему вид одновременно величественный и эксцентричный. Он единственный на всей улице стоял немного в стороне, нарушая общий порядок.

Агент по продаже недвижимости, которого звали Даррен Моррис и который, по мнению Джона, обладал интеллектом и манерами двенадцатилетнего ребенка, описывал вокруг них замысловатые крути и, чавкая, жевал жвачку. Из-за этого чавканья, низко подрезанных над бровями волос, сутулой спины и кривых ног он был похож на неандертальца. Он выглядел так, будто опаздывал куда-то, и всеми силами старался показать, что клиенты отрывают его от гораздо более ответственной встречи. Джон зашел ему за спину и, взяв листок с описанием дома в зубы, изобразил гориллу, скребущую подмышки.

Сьюзан отвела глаза в сторону, но не смогла сдержать улыбки. Агент по продаже недвижимости обернулся, но увидел только, что Джон сосредоточенно и внимательно изучает архитектуру дома.

– Сад с южной стороны, – сказал Даррен Моррис. Он поделился этими ценными сведениями уже в третий или в четвертый раз.

Джон не обратил на него никакого внимания. Он молча смотрел на дом и вспоминал, каков тот изнутри.

Солнечный свет, струящийся сквозь стекло эркера в гостиную. Так редко встречающееся сочетание простора и уюта. Чудесные комнаты с высокими потолками. Столовая, в которой легко можно было бы устроить обед на двенадцать персон (не то чтобы они когда-нибудь принимали так много, но кто знает?). Прилегающая к ней маленькая комнатка с видом на сад, в которой Сьюзан устроила бы рабочий кабинет для своих занятий. Подвал, в котором можно установить стеллажи и хранить вино…

Он снова посмотрел на башенку. Ее прорезал сплошной пояс окон, позволяющий находящемуся в ней человеку видеть любую сторону света. Это была бы прекрасная спальня. На первом и втором этажах дома было еще четыре комнаты. Одну из них он занял бы под свой кабинет, остальные они превратили бы в запасные спальни и комнаты для гостей. Еще был чердак, но они на него еще не поднимались.

– Мне очень нравится сад, – сказала Сьюзан. – В Лондоне мало таких больших садов.

Джону тоже понравилось: сад был тихий, уединенный, а через забор от него лежал красивый парк с теннисными кортами, прудом и целыми акрами газонов, трава на которых этим утром искрилась инеем. Однако дом требовал немалых вложений, и это заставляло Джона задумываться о целесообразности покупки. Крыша выглядела не очень, также как электропроводка и канализация с водопроводом. Бог знает, что еще здесь вылезет, – дом ведь очень старый. Запрашиваемая за него сумма была очень крупной, а вместе с затратами на ремонт она может стать совсем уж непомерной.

Башенка снова привлекла его внимание. Он не мог оторвать от нее взгляда, вдруг поняв, что всегда хотел жить в доме с башенкой. Но дело было не только в ней. Только зайдя в этот дом, он почувствовал, что мог бы провести в нем остаток жизни. Спору нет, в нем есть величие, но есть также и некоторая раскованность, элегантность, стильность. Сюда не стыдно будет приглашать клиентов. Это место станет его визитной карточкой.

Но здесь нет гаража.

Неожиданно для самого себя Джон, который всю жизнь хотел иметь дом с гаражом, подумал, что он не так уж необходим. Во дворе дома есть бетонированный пятачок, размером как раз под одну машину. И на улице можно припарковаться – где-нибудь между деревьями, чтобы никому не мешать. Здесь тихо, спокойно, сюда не доносится шум с лондонских дорог. Оазис.

Он подумал о том, как будет заниматься с Сьюзан любовью в спальне, расположенной в башенке, а летом, которое не за горами, – в саду, под теплыми лучами солнца. Сейчас конец февраля, и к началу лета они точно переедут сюда.

– Мне нравится, – сказал Джон.

– Я люблю тебя, – сказала Сьюзан и обняла его. – Я люблю тебя больше всего на свете. – Она с обожанием взглянула на дом и прижалась к Джону еще крепче. Она смотрела на Англию своей мечты. Этот дом воплощал в себе все старые английские дома из прочитанных ею книг – Диккенса, Троллопа, Остен, Харди, Теккерея, Форстера,