Спасение от смерти — лишь случайность
Для тех, кто населяет землю.
Словам «геройство» и «необычайность»
Я с удивлением и тихой грустью внемлю.
Слова теряют в жизни основанье
Для тех, кто заглянул в миры, где только мысли…
А будущее местопребыванье —
Не меряю,
Не числю…
И вот поэтому писать стихи словами
Мне с каждым днём всё кажется нелепей.
Ведь я иду от Вас, — хотя и с Вами, —
К просторам неземных великолепий.
Опять медлительно монахи
По ступеням во двор идут,
И жертвенники будто плахи,
И гулких гонгов низкий гуд.
Богослужение, как игры,
Флейт и пищелок дикий рёв,
Напротив — царственные тигры
Толпе открыли красный зёв.
Эй, не меня ли тут хоронят,
Не я ль иду на вышний суд,
Меня ль то на мишурной броне,
На жертвенном огне сожгут?
Зачем задумчивые ламы
Кадят куреньями вослед?
Постойте! Я не видел мамы
Так долго — целых восемь лет.
6 февраля 1924 года, Харбин
Мне неловко и с ними и с вами,
Мне неловко читать вам стихи,
Ведь вы чужды созвучия гамме,
Как Гораций смеху Ехидн.
Я живу, я болею стихами,
Они выжжены в сердце моём,
Не забуду их в уличном гаме,
Не забуду ни ночью ни днём.
Со стихами я, одинокий,
И умел забывать и мог
И мои небритые щёки,
И разорванный мой сапог.
Вот, бывало, в седле с карабином
По таёжным тропам бродя,
Зорям я улыбался рубинным,
Строфы мозгом моим родя.
И теперь на панели промёрзшей —
Проходя под огнями реклам,
Шаг становится строже и твёрже,
Если череп отдам я стихам.
Вы и я. Мы так разнимся в этом,
В этой мессе напевности рифм,
Впрочем, что ж: я родился поэтом,
Вы же просто мадам Барри.
Задыхаюсь, коль прочитаю
Две-три строчки, где гений есть,
Вам же это лишь хата с края,
И ни выпить нельзя, ни съесть.
Вы умнее меня, быть может —
Вы для жизни ценней во сто крат,
А меня — вот так — уничтожит
Тяжкий, гулкий, пожарный набат.
Вот поэтому я смущаюсь,
Если мне предложите вы
Оторвать, хотя бы с краю,
Хоть кусочек моей синевы.
Я читаю, мой голос сверкает,
В нём таинственный, дивный гипноз,
Прочитаю, потом же какая
Очарованность та, что я нёс.
Ничего. Пьёте чай вы и гости,
И никто не вспомнит потом,
Мой совет: вы поэзию бросьте,
Лучше думайте о другом.
2 февраля 1924 года
В этой фанзе так душно и жарко.
А в дверях бесконечны моря,
Где развесилась пламенно ярко
Пеленавшая запад заря.
Из уюта я вижу, как юно
От заката к нам волны бегут.
Паутинятся контуры шхуны
И певучий её рангоут.
Вот закат, истлевая, увянет, —
Он от жара давно изнемог, —
И из опийной трубки потянет
Сладковатый и сизый дымок.
Этот кан и ханшинные чарки
Поплывут — расплываясь — вдали,
Там, где ткут вековечные Парки
Незатейливо судьбы мои.
«Ля-иль-лях» — муэдзин напевает
Над простором киргизских песков,
Попираемых вечером в мае
Эскадронами наших подков.
И опять, и опять это небо,
Как миража дразнящего страж.
Тянет красным в Москву и в победу
И к Кремлю, что давно уж не наш.
А когда, извиваясь на трубке,
Новый опийный ком зашипит,
Как в стекле представляется хрупком
Бесконечного города вид.
Там закат не багрян, а янтарен,
Если в пыль претворилася грязь
И от тысячи трубных испарин
От Ходынки до
![Топ книга - Метро 2033 [Дмитрий Алексеевич Глуховский] - читаем полностью в Litvek](/tcover/15/t411515.webp)
![Топ книга - История династии Романовых [Эдвард Станиславович Радзинский] - читаем полностью в Litvek](/tcover/51/t412851.webp)
![Топ книга - Красная таблетка [Андрей Владимирович Курпатов] - читаем полностью в Litvek](/tcover/65/t412865.webp)