скользнул рукой в правый ящик стола.

Он целился в голову пришельца, но первая пуля лишь царапнула шею, и маленькая струйка люминесцирующей крови испачкала желтое одеяние. Вторая пуля вошла в тело неподалеку от сердца, третья — несколькими сантиметрами ниже. При каждом выстреле брат Благодати отступал, пошатываясь, к своему креслу, в которое и осел.

Трэквейр еще ни разу не применял оружие в рамках своей дипломатической деятельности, и, хотя распоряжения, отдаваемые им, часто приводили к кровопролитию, он впервые убивал собственными руками. Послушайся он себя, то, бросив револьвер, сразу же вызвал бы врача. Знаменитый ореол, окружавший пришельца, начал тускнеть, и утробный хрип поднялся к горлу.

— Сожалею, — учтиво произнес Трэквейр.

Но больше всего он жалел о том, что год назад не прислушался к словам советского представителя, предлагавшего немедленно уничтожить корабль вместе с пришельцем, так сказать, от греха подальше. Предложение повергло его в ужас, и он выгнал представителя из своего кабинета, пылая таким праведным гневом, что человек больше к нему не обращался. Это была ошибка, но он ее, похоже, исправил.

Брат Благодати пытался что-то сказать. Трэквейр приблизился к нему и опустился на колени. Слабое свечение беспорядочно вспыхивало на гладкой коже существа, подобно мерцанию неоновой лампы, перед тем как ей перегореть окончательно.

— Вы допустили оплошность, — прошептало агонизирующее создание.

— Возможно, — согласился Трэквейр, хотя так и не думал.

Брат Благодати слегка улыбнулся.

— О, я говорю не об этом. То, что вы меня убили, не имеет значения. Я не тот, от кого бы что-нибудь зависело. Вы совсем не поняли смысла.

— И в чем же смысл?

— Идущий за мною сильнее меня.

На этих словах слабые вспышки света прекратились, и брат Лучезарной Благодати остался недвижим — потухший, бездыханный.

И только тогда Сенека Трэквейр осознал, что убил не Бога, а всего лишь того, кто готовил его пришествие: не Мессию, но Иоанна Крестителя. Он вернулся к столу и сел, чтобы поразмыслить. Но у него не получилось — он был неспособен думать. Он удовольствовался простым разглядыванием чистой страницы блокнота, в верхней части которой читалась дата: 24 декабря.

V

Это… в прямом смысле, вторжение… осуществилось ровно в полночь. Если совсем точно, в Нью-Йорке было только семнадцать часов 24-го декабря, но полночь наступила в государстве Израиль.

В тот же самый момент они приземлились одновременно повсюду в тысячах космических челноков, сходных с тем, которым воспользовался брат Благодати год назад. Они покинули межзвездный корабль в пятнадцать тридцать по нью-йоркскому времени, сразу же после получения сигнала от брата Благодати.

Как только люки аппаратов открылись, все ощутили мощь их Любви. Это было все равно, что стоять под Ниагарским водопадом. Бесконечно малая часть этой любви, которую брат Благодати привлекал с расстояния почти в миллион километров для своей миссионерской деятельности, не могла подготовить паству к ее безмерной силе. В то же мгновение, как захватчики опустились на землю, все обращенные перестали иметь волю, сознание, собственную жизнь. Они были впитаны Сущностью всех Сущих и подчинились Вселенской Воле.

Трэквейр, не принявший желтой пилюли, поддался Любви не так быстро. У него оставалось несколько секунд, чтобы подумать о стратегии захвата, использованной пришельцами, и пожалеть о том, что не приказал выпустить ракеты неделей, днем, часом ранее, чем сделал.

Потому что их корабли не несли вооружения. Зачем им, в конце концов, изготовлять оружие, если можно просто обезоружить врага?

«Врага? Разве мы им враги?» — спохватился он.

Его глаза наполнились слезами, так как он вспомнил, что сотворил с братом Благодати. Ведь миссионер никогда не был ему врагом! Он всего лишь подчинялся той же самой неодолимой силе, которая изменяла сейчас волю Трэквейра. Они были братьями, брат Благодати и брат Трэквейр. Ибо они оба были детьми одного и того же небесного отца.

Он услышал голос из детства, суровый голос, произносивший: «Люби своих врагов и твори добро, давай, не надеясь на возврат, и ты будешь вознагражден сторицей и станешь сыном Всевышнего, ибо он добр к неблагодарным и грешникам». Это был голос его отца, и настолько реальный, что он даже поднял руку, пытаясь коснуться косматой бороды. Он стал снова ребенком и чувствовал, как собственная воля и индивидуальность исчезают, словно уносимые дуновением ветра, в то время как отец говорил, что ему нужно делать.

Он любил своего отца, и он его послушался.

* * *

Менее часа спустя все члены Совета Безопасности собрались. Это было очень важное событие, поскольку речь шла о последнем подобном заседании на Земле, которая отныне станет управляться из другого места. В глубине притихшей аудитории распахнулись двери, и Сенека Трэквейр, побежденный Любовью, сбежал по центральному проходу, чтобы прижать к сердцу Божественное Существо, такое могущественное и прекрасное, настолько грациозно устремившееся навстречу лично ему вприпрыжку на своих восьми паучьих лапах в нетерпении принять человечество в ряды Вселенского Братства.

Перевод с английского: Иван Логинов

Примечания

1

Свершившегося факта (франц.) — прим. перев.

(обратно)