крылья видавшего виды зонта, но он скорбно съёжился, превратившись в мокрую тряпку.

Тонкие, не по погоде одетые джинсы промокли насквозь. В дырявые сапоги залилась вода, и хлюпала при ходьбе. Ну и какой толк от негодного зонта? Рука сама размахнулась, собираясь выкинуть сломанную вещь, но по мокрым рельсам звонко загромыхало. Приближался мой трамвай. Я торопливо сунула зонт в такую же мокрую сумку и заняла боевую позицию.

Толпа, стоящая на остановке казалась огромной. Куда больше, чем трамвайный вагончик и я волновалась: мне нужно попасть внутрь, во что бы то ни стало, иначе я опоздаю и вылечу с работы. У нас с этим строго. К счастью, трамвайные боги сжалились надо мной, двери раскрылись прямо перед моим лицом, и я первая ринулась в салон.

До поручня не достать, но зажатая со всех сторон влажными животами и спинами я могла не беспокоиться, что упаду. Чья-то сумка больно впилась острым углом мне в бедро, но отодвинуть её было невозможно, и я смирилась.

По дороге я задремала. Стоя, как усталая лошадь. Вчера к бабке Вере, моей квартирной хозяйке приходили подружки, праздновать день Октябрьской революции. Старушки разошлись не на шутку: перепели все революционные песни, задорно танцевали матросский танец «яблочко», совмещая угловатые движения моряков с элементами «ламбады», а под утро занялись моей персоной.

— Эй, Женька, у тебя мужик-то есть?

— Есть, — бормочу я, лишь бы старухи отстали.

— Где это? — бдительно вопрошает моя бабка Вера. — Чой-то я не видала…

— Ну, нету, — огрызаюсь я.

— Не-ее-ту?! — старухи ехидно переглядываются и прыскают, сотрясаясь от смеха. — Чего ж нету-то?

Я молчу. За меня громким шёпотом отвечает бабка Вера.

— Ейная мамаша-то замуж вышла в деревне, за местного… то ли пастух, то ли ещё чего… вот девке места в доме и нет! Выслали в город… а чего она здесь? Ни образования, ни денег, да и… рылом не вышла. Поганка бледная, да и только, а во всю спину — пятно!

— Какое пятно?!

— Да шут её знает… словно грязью мазнули. Я поначалу так и думала, помойся, говорю, а у ней — пятно родимое!

Я демонстративно громко поворачиваюсь на своей скрипучей кровати, всем видом показывая, что всё слышу.

Шёпот и хихиканье становятся тише, но слова, тем не менее, отчётливо слышны.

— Она тебе хоть денег-то за квартиру платит?

— Да чего там… слёзы одни. Держу из жалости.

Эти «слёзы» съедают большую часть моей зарплаты, и я знаю, что можно поискать квартиру и дешевле, но работа занимает у меня слишком много времени: каждый день с десяти утра до одиннадцати часов вечера и времени на поиски просто нет. Я встаю и ухожу на балкон. Там холодно и промозгло сыро, и я быстро сдаюсь — возвращаюсь в свой угол, под тёплое одеяло. Старухи ещё бормочут, перебирая мне косточки на все лады, но я уже сплю.

… От трамвайной остановки до магазина, где я работаю минут пять быстрого ходу. Я влетаю в распахнутую дверь и тут же получаю выговор от нашего «полуглавного» менеджера. Так его прозвали продавщицы, поскольку никто не знает, что за должность он занимает. Говорят, Миша родственник кого-то из владельцев и его пристроили сюда, чтобы не болтался без дела.

— Это что за вид?!

«Полуглавный» менеджер сердито морщит очень гладкий, почти детский лоб.

— Ты собираешься вот так явиться в зал? Пугать клиентов?

Вид у меня и, правда, не очень. Со всего тела ручьями стекает вода, собираясь грязными лужицами под ногами. Мокрые волосы слиплись на лбу, посиневшие от холода губы трясутся, не давая выговорить ни слова.

— М-миша, там дождь, — заискивающе выговариваю я. — Я под дождь попала и вот, — я достаю слабое доказательство своей невиновности, — вот зонт! Сломался…

— Для тебя я не «Миша», а Михаил Валерьевич, — «полуглавный» мстительно толкает меня в мокрое плечо. Не сильно, но я поскользнулась в набежавшей луже и чуть не упала.

Михаил Валерьевич презрительно кривит губы и брезгливо отряхивает ладонь.

— Живо переодеваться и в зал!

Я вприпрыжку бегу в комнату для персонала. Там для меня найдётся чашка горячего чая, в раздевалке вист сухой халат и… Я со стоном бью себя по лбу. В руке по-прежнему сжат мокрый зонт, и удар получается ощутимым. Зонт летит в угол, а я трясущимися руками открываю сумку. Так и есть! Вчера я забирала рабочий халат домой. Выстирала, высушила на батарее и тщательно выгладила. А сейчас… соседство с мокрым и грязным зонтом не придало рабочему халату привлекательности. На розовой поверхности появились уродливые серые разводы, следы утюга бесследно исчезли — кокетливый халатик превратился в грязную тряпку!

— О, Женька, — в комнату вбежала моя напарница, казашка Алия. — Ты слыхала?! Михаил Валерьевич сказал, что у нас большая недостача и зарплаты в этом месяце не будет! Мы ещё должны магазину!..

— Как должны? Мы же целый месяц работали. Без выходных!

Алия зашмыгала носом и бросилась к зеркалу, поправлять макияж.

— Я не знаю! Я к главному пошла… а ты как хочешь!

— А что к главному? — слова Алии совершенно сбили меня с толку. Как же так: остаться без зарплаты? А на что же мне жить?

— А к главному зачем?!

— Ты совсем дура, да? — прошипела Алия, выглядывая из-за двери. — Затем! И тебе советую сделать то же самое! Как ты с бабкой своей расплачиваться за квартиру будешь? Выкинет она тебя на улицу. Так что, дурой не будь — иди… да хоть к Михаилу Валерьевичу! Он тоже этот вопрос решить может… хотя…

Алия презрительно осмотрела мою поникшую фигуру, облачённую в измятый халат:

— Рожей ты, Женька, не вышла!

Дверь хлопнула, и я осталась одна. Излишне говорить, что чая в нашем запаснике не оказалось — видно сегодня не мой день и кое-как подсушив волосы бумажными салфетками, я собралась выходить в зал.

— Ты ещё здесь?!

Миша без стука распахнул дверь нашей каморки. А мы здесь, между прочим, переодеваемся.

— Живо в зал, магазин открывается!

Я торопливо кивнула.

— Бегу!

Миша неодобрительно оглядел стол, заваленный использованными пакетиками чая и заставленный плохо вымытыми чашками.

— И со стола убери, сидите здесь, как свиньи…

Я не стала сообщать, что неубранный стол остался с ночной смены — сами грешим подобным образом. За тринадцатичасовой рабочий день у продавцов только двадцать минут свободного времени. Мало кто это время тратит на уборку и мытьё посуды.

— Я уберу.

Я собрала со стола пустые пакеты и крошки и бросила всё в мусорный ящик. Загремела пустыми чашками, складывая их в раковину. Всё это время Миша неотступно следовал за мной и сопел за моей спиной.

— Знаешь, почему одни люди живут в достатке, а другие всю жизнь вынуждены копаться