с трех сторон защищала от ледяного порывистого ветра — и на том спасибо.

Благо хоть курить было что — сигарет в пачке оставалось еще больше половины. Спонсором в этот раз оказался наш новый физрук, который еще не привык прятать никотиновые палочки от шустрых сиротских рук. Ну еще месяц-два — и паренек подстроится под суровую прозу жизни. Научится оберегать личные вещи от пристального внимания питомцев.

Мороз, наплевав на нормы приличия, шарил за пазухой, лениво покусывал спину, грудь, живот. Мое клетчатое пальтецо никак не могло повлиять на этот разгул стихий. Самоубийство путем замораживания собственного организма сегодня не входило в мои планы, да и есть жутко хотелось. Ближайший супермаркет манил меня обещанием исполнения всех желаний. Выбросив окурок, я решительно направилась к нему.

Тепло помещения радостно приняло замерзшее тело в свои объятия. Взяв корзину с целью потянуть время, я принялась рассекать просторы магазина. После пары поворотов между стеллажами стало ясно, что процесс добывания хлеба насущного крайне затрудняется. Охранник торговой точки следовал за мной на неприлично малой дистанции. Еще бы! Наличие в соседях детского дома научило тружеников острого глаза повышенному вниманию к лицам в одинаковых клетчатых пальтишках. Ходьба с пустой корзинкой по рядам теряла всякий смысл, но зато в оттаявших мозгах наконец-то забрезжила здравая мысль.

Софья Петровна! Вот кто мне сейчас необходим. Единственный человек, которому моя судьба была хоть как-то не безразлична. Софья Петровна когда-то работала в нашей богадельне учителем русского языка и литературы. Если бы не она, мое существование было бы еще сумрачней и беспросветней. То ли увидев во мне человека, которому радости настоящей, насыщенной событиями жизни ни при каких обстоятельствах не светят, то ли из-за искренней любви к печатным изданиям, она привила мне любовь к чтению. В книгах я нашла ту отдушину, которая могла унести меня в мир подлинных страстей… да и чего уж греха таить, наплевав на самонадеянное бесстыдство данного предприятия, ставить себя на место главных героев! Книжки, которые она приносила для меня из дома, были единственными свидетелями моей медленно бредущей жизни. При Доме библиотека, естественно, тоже существовала, но формированием ее занимался человек, напрочь лишенный здравого смысла. С художественной литературой в ней было на редкость напряженно, зато специфической — пруд пруди! Ну вот кто, ответьте мне, милостивые господа, из учеников младших и средних классов не самого элитарного заведения сможет прочесть непереводное издание Гете? А книга о вкусной и полезной пище? Салат мимоза — это вершина кулинарного творчества детдомовских детей, почерпнутая на уроке труда.

В общем, сейчас не об этом. Софья Петровна — выдающейся души человек — приносила мне книги из дома. И за последние годы я, похоже, перечитала почти всю ее немаленькую домашнюю библиотеку. Кроме этого, именно она брала меня время от времени на выходные к себе домой. Уж не знаю, чем ей приглянулась именно я, девица во всех смыслах этого слова невыразительная, а также лишенная всяческих талантов и прочих добродетелей.

Прошлым летом мы всем коллективом проводили ее на заслуженный отдых. Семьдесят пять лет — это, знаете ли, срок. С той поры наши встречи стали гораздо реже.

Кинув пустую корзинку обратно в стопку, я не удержалась и показала язык бдительному охраннику. Пропустив отпущенные мне вслед комментарии, касающиеся моей внешности, ума и счастливых родителей, которые вовремя скинули меня со своих плеч, я оказалась на улице.

Софья Петровна жила в трех остановках от детского дома, в старинном здании еще дореволюционной постройки. Облупленный фасад умиленно подмигнул мне видневшимися сквозь прорехи штукатурки кирпичами и проводил до подъезда. А вот домофон был не так гостеприимен, сигнализируя мне о своем настроении длинными безнадежными гудками. Пристроившись на скамейку и закурив трофейную сигарету, я принялась ждать.

Через полчасика на небе прониклись состраданием к моей скромной персоне и послали на выручку бабушку с внуком. Карапуз весело постукивал лопаткой по ступенькам, поэтому об их приближении я была предупреждена заранее и успела подлететь к дверям и надеть самую милую из своих улыбок. Бабушка лопаточного громыхателя без лишних вопросов (слава богу!) посторонилась и пропустила меня в благословенное теплое нутро подъезда. В это время многострадальная подошва моего ботинка, печально чвакнув, опять ощерилась голодной пастью. Тюбик суперклея, скормленный ненасытной твари перед уходом из альма-матер, был единственным. Поднявшись на третий, он же и последний, этаж дома и для очистки совести подавив минут пять кнопку звонка, я уселась на ступеньки с целью поразмышлять.

Возвращаться в богадельню теперь лучше ближе к отбою, а не то Инфузория весь мозг выпьет, выпытывая о причинах прогула и отсутствия на территории. Да и тащиться с оторванной подошвой по морозцу — тот еще аттракцион. В подъезде долго не просидишь, бдительные соседи скоро об этом позаботятся. Идти больше было некуда. Тут уж думай — не думай. Вдруг над моей головой раздался тихий скрип.

Люк в потолке, ведущий, видимо, на чердак (а куда ж еще!), оказался приоткрыт. Недолго думая, я забралась наверх, на каждом шаге цепляясь полуоторванной подметкой за металлические прутья ступенек.

Это и правда был чердак, притом теплый чердак. Очень странный чердак. Чердак, пахнущий пылью, солнцем, старыми книгами, новыми тайнами, послеполуденным сном и слегка подгнившей полынью. Чудесно пах этот чердак! На полу, подобно толстому ковру, расположилась пушистая пыль. Вот ведь любопытно, дверь на чердак открыта, что уже само по себе странно в наше напуганное террористами и бомжами время, а следов присутствия человека нет. Пыль лежала нетронутой целиной. Даже следы от лапок мелких грызунов и вездесущих котов не украшали ее девственные просторы. Стараясь как можно меньше тревожить пыльное великолепие, я осторожно шагнула. Мягкое покрытие с нежной радостью встретило мою ногу. Слегка взвизгнув, я подпрыгнула и двумя ногами шлепнула по полу. В колонне падающего из окна света закружились хлопья серого снега.

Весь чердак был завален старыми чемоданами, отслужившей свое мебелью и коробками с таинственным содержимым. Я начала методично обшаривать все это великолепие. Должна же здесь быть хоть какая-то бечевка, кусок веревки или еще что-нибудь для гипсования моей раненой обуви?