до прихода Бабенко. За столом две вязали кружево, гоняя по столу катушки с белыми нитками, одна читала газету.

Над столом на толстой проволоке висела двенадцатилинейная лампа с железным абажуром, в открытое окно заглядывала яблоневая ветка, покрытая бело-розовыми цветами. Девушки были розовощекие, большеглазые, совсем юные. Бабенко подумал тогда, что не хватает здесь только гитары с шелковой лентой и доброй бабушки, которая войдет и позовет на террасу пить чай с вареньем.

Но вместо бабушки вошел сержант и сказал:

— Манаенко, собирайтесь, пора заступать. — Одна из сидевших за столом девушек поднялась, свернула свое вязанье и неловко надела черкеску. Потом взяла карабин и, держа его двумя руками за ствол, вышла вслед за сержантом…

Вот там впервые и увидел Бабенко Галину Баштык. Она сидела на диванчике и нетерпеливо поглядывала на него, ожидая, когда он уйдет.

«Где-то сейчас ее подруги?» — подумал лейтенант, смотря на Галину. Одну из них, ту, что ушла тогда на пост, он как-то видел на узле связи. Сидит сейчас, наверное, где-нибудь в окопчике или в блиндаже, дует в трубку, кричит сердито: «Волга», «Волга», почему молчишь, «Волга»?!»

Наверху, совсем близко от подвала, одна за другой разорвались три мины. Со стен в нескольких местах мелкими плитками осыпалась штукатурка. Галина поднялась по лестнице и закрыла тяжелую створку двери. В подвале стало сумеречно.

Еще несколько мин с треском разорвалось наверху. На несколько минут наступила тишина, потом стали приближаться автоматные очереди. Они раздавались все ближе и ближе…

Бабенко сразу сообразил: немцы прорвались слева, от мельницы. Между четвертой и пятой сотнями было «окно», вот в него и проскочил противник. Сколько их прорвалось — взвод, рота? Лейтенант представил себе, как пятая сотня поспешно заворачивает свой левый фланг: казаки отходят к хатам, залегают на огородах…

Галина тоже догадалась, что происходит наверху. Она поднялась, несколько секунд постояла, прислушиваясь, и направилась к двери.

«А вдруг выглянет она, увидит, что немцы близко, и убежит», — подумал лейтенант. Сердце тоскливо сжалось: вот сейчас он и двое раненых пластунов, беспомощные, останутся одни… «Живым не дамся», — мелькнула мысль. Тут же вспомнил, что пистолет вместе с ремнями лежит у лестницы и до него не дотянешься.

— Стой! — крикнул он девушке. Галина обернулась.. — Стой! — еще раз крикнул Бабенко. — Пойди сюда.

Галина спустилась к нему. Не глядя ей в глаза, лейтенант сказал:

— Пистолет мой подай, чтобы… живого не взяли…

Девушка поняла, что подумал о ней Бабенко. Она нагнулась к нему, и лейтенант увидел совсем близко ее зло прищуренные, горячие глаза.

— Как вы смеете… — свистящим шепотом выдохнула девушка. Бабенко показалось, что она даже подняла руку, чтобы ударить его.

Галина не договорила, отвернулась и, легко бросая свое тело через две ступеньки, побежала к дверям. Там задвинула массивный засов и медленно сошла обратно.

Наверху, совсем рядом с подвалом, послышалась чужая лающая речь. Кто-то пробежал мимо дверей, кто-то протопал прямо по перекрытию. Все посмотрели на бетонный потолок с таким видом, будто ждали: вот-вот он рухнет.

Бабенко оторвал взгляд от потолка и посмотрел на Галину. Она стояла на прежнем месте, прямая, с высоко поднятой головой. Тяжелый узел волос у нее на затылке до половины развернулся и почти лег на плечо, но она не замечала этого. В ее откинутой, напряженно вытянутой правой руке лейтенант заметил гранату. Бабенко хотя и понимал, что если гитлеровцы обнаружат их в подвале, Галина ничего не сможет поделать, а граната ее не поможет, но чувства обреченности и беззащитности, которое нахлынуло на него несколько минут назад, он уже не испытывал.

И сержант, по-прежнему неподвижно лежавший на черкеске, и пластун с забинтованной ногой тоже смотрели сейчас на Галину. Они тоже понимали, как опасно их положение, но им не хотелось думать, что оно безнадежно, и они верили, что сестра, эта маленькая, решительная девушка, сможет их защитить от опасности, во всяком случае, она готова сделать все, что будет в ее силах. И они смотрели на нее с надеждой.

— Галина, — шепотом позвал Бабенко.

Сестра обернулась.

— Подойди сюда.

Она сделала к нему два шага и остановилась, смотря сверху вниз.

— Пистолет-то мне все-таки дай, если что, я смогу отсюда стрелять.

Она молча подала лейтенанту пистолет и помогла лечь так, чтобы он мог стрелять в дверь.

— Сестрица, — так же шепотом позвал пластун, сидевший в углу. Когда Галина подошла к нему, он попросил:

— Помоги-ка мне сесть к порожкам, я тоже из автомата товарищу лейтенанту подмогну в случае чего.

Галина, не выпуская из рук гранаты, поддержала его сзади под мышки, и он перебрался, волоча раненую ногу, к порогу. Сестра подала ему автомат. Казак приладил его поудобней, вздохнул и, поманив Галину пальцем, оказал ей:

— А гранатку положи пока, сестрица. Вот тут, на порожек… Положи, положи…

Галина положила гранату на порог, медленно и нерешительно отвела от нее руку, но тотчас, виновато взглянув на пластуна, опять схватила ее.

— Она не тяжелая, — будто оправдываясь, шепнула девушка.

И казак, поняв ее состояние, не настаивал.

Так и не выпуская гранату из руки, Галина подошла к сержанту и опустилась рядом с ним на одно колено. Он благодарно взглянул на девушку, а она ласково зашептала:

— Ничего, их сейчас отгонят, ты лежи спокойно, — и провела рукой по его волосам и по небритой щеке.

По крыше подвала опять кто-то пробежал. И опять все долгим взглядом посмотрели на перекрытие.

Несколько минут снаружи стояла мучительная тишина. И в подвале все сидели тихо, стараясь дышать неслышно. Галина первая не выдержала этой тишины, встала и на цыпочках двинулась к лестнице, намереваясь подняться к дверям и послушать, что же там, наверху, происходит. Но пластун с автоматом остановил ее и рукой показал — садись, мол, садись.

И вдруг тишину разорвали частые выстрелы. Они густо трещали справа, потом прямо у дверей подвала неистово забил автомат и так же неожиданно, как заработал, умолк.

Стрельба стала удаляться.

В это время в двери подвала громко застучали.

Галина вскочила, переглянулась с лейтенантом и застыла на месте. Казак с автоматом посмотрел на нее, погрозил пальцем и, отвернувшись, пригнулся к автомату.

В двери еще постучали, на этот раз громче и настойчивее. Вслед за стуком раздался голос Ивана Плетнева:

— Галина! Живые вы там? Открой.

— Свои, — сказал пластун, опуская автомат.

Галина птицей пролетела мимо него к дверям и отодвинула засов. Дверь открылась, и в