заблуждений. Эта глава, несомненно, затронет и такую тему, которую можно назвать Х–областью нашей природы. За пределами этой области, за рамками чуда, пророчества, видений, на первый план, безусловно, вы­двигаются великие религии — христианство и ислам; но выдающиеся религиозные новаторы и лидеры — наш Господь Бог, св. Франциск, Джон Нокс, Жанна д'Арк — имеют много общего с основателями новой веры у индей­цев племени сиу или арапахо. Следовательно, сравни­вать варварские и цивилизованные верования и пережи­вания в области столь неясно понятой и столь богатой своими мощными влияниями, будет не так уж ненаучно. Тема, которая нас интересует, будет рассматриваться в гораздо большей степени при помощи метода антрополо­гии, чем метода психологии. […]

Мы причисляем антропологию к тем формам науки, которые уже вошли в современную традицию и оказыва­ют влияние на нее. По иронии судьбы антропология возникла в той заброшенной области непознанного, к которой сейчас относят исследование психики. Британ­ская Ассоциация предпочла отвергнуть антропологиче­ские записки, охарактеризовав их как «пустые мечты, основанные на россказнях путешественников». Не вызы­вает сомнений, что Британская Ассоциация отвергла бы и записки о ясновидении как пустые мечты, основанные на сплетнях старых баб или истерическом бреде. Конеч­но, изучение этих тем затрудняется обилием выдумок и фальшивок, именно поэтому антропология должна была бдительно охранять себя от «россказней путешественни­ков», от европейского непонимания первобытных идей, от современных понятий и научных теорий, которые неосознанно переносились на варварские привычки, ри­туалы, традиции и обычаи. Человек, ondoyant et divers^[1], может быть предметом изучения как для антропологии, так и для психологии. Но человек (особенно дикий чело­век) не может быть вырван из сложных условий его жизни и быть изучен, как изучается вещество в ходе химического эксперимента в лаборатории. Кроме того, мы не можем застать человека в его «первобытном» состоянии, так как его интеллектуальное развитие нача­лось далеко за рамками тех культур, которые мы сейчас можем наблюдать у самых слаборазвитых народов. Сле­довательно, материал, с которым имеет дело антрополо­гия, весьма неустойчив; свидетельства, на которых она основывается, требуют самого скептического критициз­ма, а многие антропологические выводы при отсутствии исторических данных, относящихся к далекому прошло­му, неизбежно должны быть гипотетичными.

В силу этих веских доводов официальная наука дол­гое время смотрела подозрительно на антропологию. Ее сторонники не считались настоящими учеными, более того, из–за всеобщего презрения, на них смотрели как на «конченных людей», интеллектуальных изгоев, привер­женцев одной дикой идеи. С позиций научного мышле­ния, антропологи или этнологи были бандой субъектов, которые невнятно бормотали о змеином и фаллическом культах, об учениях аркайтов, о десяти затерянных пле­менах, которые могут внезапно объявиться в самых не­ожиданных местах. Утверждалось, что антропологи ис­пытывают восхищение от нечестивых ритуалов грязных дикарей и пытаются найти рациональное объяснение тому, что в принципе не может быть объяснено. Изгнан­ники, отверженные, парии науки с неизбежностью попа­ли в эту странную компанию. Но подобно тому, как аркайты и затерянные племена стояли у колыбели ан­тропологии, вокруг изучения психических явлений, ко­торое также не признавались официальной наукой, рас­полагались угрожающие фигуры эзотерических будди­стов, сатанистов, оккультистов, представителей христи­анской науки, спиритуалистов и астрологов.

Наконец, в этом сумасшествии было обнаружено ра­циональное зерно и даже выявлен некоторый метод. В нем содержалась идея эволюции. Признание, после мно­гочисленных насмешек, палеолетических орудий релик­тами человеческой культуры, по всей видимости, помог­ло антропологии проникнуть в священный круг уза­коненного знания. Ее разработки давали обилие иллю­страций к учению м–ра Дарвина. Современные авторы, пишущие на эту тему, опираются главным образом на малосистематизированные взгляды своих предшествен­ников в XVIII в. — Гоге, де Бросса, Миллара, Фонтенеля, Лафито, Буланже, а иногда даже Юма и Вольтера. Явля­ясь первопроходцами, эти мыслители не были знакомы с историей изучения психики, в частности с идеями таких месмеристов и магнетистов, как Пейзекур, Аморетти,

Риттер, Эллиотсон, Мэйо, Грегори. Они всегда следовали тем же путем, каким впоследствии шли Лёббок, Тайлор, Спенсер, Бастиан, Фрэзер, а не тем, каким пошли Гёр- ней, Рише, Майерс, Жане, Дессуар, фон Шренк–Нотцинг. Но первые исследователи были в гораздо меньшей сте­пени озабочены проблемой метода и проблемой досто­верности.

Достоверность! Она была камнем преткновения для антропологии. В поздних работах м–ра Макса Мюллера мы все еще слышим эхо былых сетований. Вы найдете у столь любезных для вас дикарей, — говорит м–р Макс Мюллер, — все, что'вам нужно, и это критическое сужде­ние (по отношению к некоторым антропологам) вполне оправдано. Вы можете, вооружившись карандашом, бег­ло просмотреть несколько книг путешественников и по­добрать те примеры, которые будут подтверждать вашу точку зрения. Предположим, учитывая рассматривае­мую в настоящее время тему, что вы придерживаетесь теории, согласно которой у дикарей можно обнаружить проблески веры в Высшее Бытие. Вы без труда найдете свидетельства, подтверждающие эту теорию. Предполо­жим, вы захотите показать, что у дикарей совсем отсут­ствуют религиозные идеи; и для этой точки зрения вы найдете достаточно свидетельств. Но ваши выводы будут сплошь и рядом основываться на показаниях наблюдате­лей, которые не знают языка туземцев, которые имеют пристрастие к той или иной теории, которые подверже­ны тем или иным предрассудкам. Можно ли строить науку на таких шатких основаниях, учитывая к тому же, что дикари иногда желают ублажить путешественников или мистифицировать их, что иногда дикари отвечают наобум или сознательно умалчивают о своих самых свя­щенных институтах, что они, наконец, могли никогда не обращать внимания на интересующий путешественника предмет?

На все эти совершенно естественные возражения м–р Тайлор дает следующий ответ^[2]. Свидетельства нужно собирать, тщательно изучать, проверять аналогично тому, как это делается в других областях знания. Иссле­дователь, «разумеется, должен самым тщательным обра­зом убеждаться в достоверности тех авторов, которых он цитирует, и, если возможно, добывать различные