веселье. Это могло означать лишь одно — успех в делах. Он решил узнать, что затеял колчаковец.
В горнице, куда они вошли, в углу сидел Киря и читал старую, затрёпанную книжку.
На столе уже стоял самогон, тарелки с салом, огурцами, солёными грибами и другой снедью.
Хозяин предложил выпить "за добрый путь". Офицер нехотя выпил, потом, шумно выдохнув, неожиданно сказал:
— Подорожало нынче всё в Камне.
Баев сочувственно качнул головой и промолвил:
— Не беспокойся, ваше благородие, я дам деньжат. В городе пригодятся.
Выпив залпом второй стаканчик, офицер повернулся к Осипу Михайловичу и, старательно выговаривая слова, спросил:
— А л-лошади где? У меня с-срочное дело…
— Э, ваше благородие! — ласково усмехнулся Осип Михайлович. — Дело не волк — в лес не убежит. Я за деньгами послал к куме, скоро принесут. А пока давай ещё выпьем.
— Н-нет… Погоди… — еле шевелил тот языком, — у меня с-срочное. Пан Анжелик рассердится.
Осип Михайлович так и застыл со стаканом в руке. Сохраняя почтительную позу, он сдерживал дыхание, чтоб не пропустить ни одного слова.
Оказывается, этот подлец торопился прямо к начальнику контрразведки! Значит, не ошибся Осип Баев, угадал — враг что-то замышляет.
— Успеешь и к нему, — наконец, выговорил Осип Михайлович. — Пей! — И он почти силком влил в офицера ещё стакан самогону.
В голове Баева быстро созрел план: "Надо скорей к нашим. Пусть ждут на дороге. Если быстро сообщить, то перехватить успеют".
— Ваше благородие, — продолжал Баев, — на дворе ночь. Ехать боязно. Тут, бают, партизаны кругом шляются. А ты, видать, важные дела везёшь?..
— П-правильно, старик, важ-ные. Тут.
Он выразительно похлопал по карману.
Киря почувствовал, как от горла внутрь покатился холодок. На секунду взгляды отца и сына скрестились.
Его благородие спал уже мертвецким сном.
Киря привернул фитиль лампы и спросил отца:
— Наверх понесём?
— Нет. Давай-ка поглядим, что у него спрятано.
Они достали из внутреннего кармана прапора плотный конверт и, осторожно распечатав его, обнаружили несколько листов бумаги, исписанной аккуратным бисерным почерком.
— Зотовского приказчика Уханова рука, — заметил Баев.
На листках был почти полный список жителей Поперечного. Против многих фамилий стояли пометки: "большевик — расстрелять", "брат в партизанах — расстрелять…"
— Киря, — твёрдо произнёс Осип Михайлович, — скачи к Громову и скажи, чтобы встречали у лесочка. Им там рукой подать.
В глухую полночь Кирилл прискакал к партизанам в Северный бор. Привязывая к дереву запылённого коня, Кирилл увидел около большого костра несколько человек. Они сидели на земле и слушали командира. Громов в накинутой на плечи кожаной тужурке стоял в центре круга. — Вы знаете, что на нашу родину лезут интервенты: американские, английские, японские, французские, немецкие… берут в кольцо. Они верховодят русской белогвардейщиной. Цель у них одна: загубить молодую Советскую республику. Она им, словно нож в горло. Потому что их трудовой народ, глядя на нас, тоже может у себя революцию сделать! Надо хорошо каждому соображать, за какое дело сейчас бьёмся. Можно сказать так: за мировую революцию, с мировым врагом трудового народа бороться приходится! Со всего света тянутся поганые руки к сердцу Советской власти. Но не выйдет это дело! — Не выйдет! — раздались голоса. Пётр Нечаев, которому Киря рассказал о событиях в Поперечном, протиснулся сквозь толпу и тронул Громова за рукав. — Чего тебе? — оборачиваясь, спросил командир. — Кирилл из Поперечного…
Совсем рассвело, когда Осип Михайлович и офицер подъехали к леску. — Сто-ой — раздался грозный окрик. Из под уклона выскочили партизаны. — Дрыхнешь, ваше благородие? Партизаны! — скрывая торжествующую улыбку, гудел Осип Михайлович и богатырской ручищей встряхивал за шиворот пассажира. Пока тот приходил в себя, их обоих раздели, офицеру скрутили руки. Осипа Михайловича в одном белье усадили обратно в телегу. Он, глядя вслед офицеру, которого уводили партизаны, с ненавистью проговорил: — Вот тебе, списки, гадюка! Всё было сделано по-партизански — быстро и чётко.
По широкой улице большого села скорой рысцой едет Киря. Над высоким домом, где разместился партизанский штаб, трепещет красный флаг! Во дворе — десятка три засёдланных лошадей. В штабе полно народу. Громов в чёрном матросском бушлате, через плечо — портупея. На боку — маузер. Отдаёт распоряжения, и все отвечают по-военному коротко: "Есть!" Громов быстро написал ответ, запечатал и со словами: "Это — отцу", — протянул Кире. Потом провёл его в соседнюю комнату и приказал человеку, писавшему за столом: — Дай этому парню, — он кивнул на Кирю, — полсотни листовок. — И снова обратился к связному: — Отсюда поедешь в Подветрено-Телеутское. Десяток листовок оставишь там, остальные — отцу… На крыльце Киря столкнулся с Андреем, своим дружком. Киря торопился. Андрей проводил его за село и, притворяясь безразличным, обронил: — Куда торопишься? Успеешь, — и вынул часы, помедлил, разглядывая стрелки, чтобы дать Кире полюбоваться. — Золотые?! — ахнул Киря. — Где ты их взял? — подозрительно спросил он. Андрей, поигрывая тонкой цепочкой, победоносно улыбнулся. — Думаешь, украл? — ответил он насмешливо. — С оружием в руках добыл! Он рассказал о том, как во время налёта партизан на кулака-предателя успел "подцепить это барахлишко". Кирилл побледнел от злости. — Ах ты гад! — сжимая кулаки, шагнул к нему Кирилл. — Ты за этим в отряд залез? Чтобы грабить и воровать? — Ну чего ты взъелся? Хочешь, подарю? Я себе ещё найду… Кирю обожгла такая ненависть, что он, не отдавая себе отчёта, выхватил наган и направил его на товарища. — Ах ты, — трясясь, словно от озноба, медленно произнёс Киря. — Беляки говорят, что партизаны — разбойники! Мужики не верят. А ты хочешь, чтоб поверили? Кирилл в бешенстве взвёл курок. Андрей испугался. — Нечаянно я, Кирюха… — залепетал он жалобно, — подвернулись, ну и взял… Больше не буду! Вот те крест! Перед Кирей стоял жалкий Андрюшка. Злость прошла, и Киря решительно потребовал: — Давай честное партизанское! — Партизанское… — откликнулся Андрей. — Ну, что же, теперь держись. Кто слово нарушит — сам себе смерть назначает! — предупредил Киря. Потом подумал и добавил: — Давай сюда часы. — Зачем? — Давай, чтобы они тебе рук не марали… Кирилл взял часы, повесил на кустик и, отойдя на
* * *
В глухую полночь Кирилл прискакал к партизанам в Северный бор. Привязывая к дереву запылённого коня, Кирилл увидел около большого костра несколько человек. Они сидели на земле и слушали командира. Громов в накинутой на плечи кожаной тужурке стоял в центре круга. — Вы знаете, что на нашу родину лезут интервенты: американские, английские, японские, французские, немецкие… берут в кольцо. Они верховодят русской белогвардейщиной. Цель у них одна: загубить молодую Советскую республику. Она им, словно нож в горло. Потому что их трудовой народ, глядя на нас, тоже может у себя революцию сделать! Надо хорошо каждому соображать, за какое дело сейчас бьёмся. Можно сказать так: за мировую революцию, с мировым врагом трудового народа бороться приходится! Со всего света тянутся поганые руки к сердцу Советской власти. Но не выйдет это дело! — Не выйдет! — раздались голоса. Пётр Нечаев, которому Киря рассказал о событиях в Поперечном, протиснулся сквозь толпу и тронул Громова за рукав. — Чего тебе? — оборачиваясь, спросил командир. — Кирилл из Поперечного…
* * *
Совсем рассвело, когда Осип Михайлович и офицер подъехали к леску. — Сто-ой — раздался грозный окрик. Из под уклона выскочили партизаны. — Дрыхнешь, ваше благородие? Партизаны! — скрывая торжествующую улыбку, гудел Осип Михайлович и богатырской ручищей встряхивал за шиворот пассажира. Пока тот приходил в себя, их обоих раздели, офицеру скрутили руки. Осипа Михайловича в одном белье усадили обратно в телегу. Он, глядя вслед офицеру, которого уводили партизаны, с ненавистью проговорил: — Вот тебе, списки, гадюка! Всё было сделано по-партизански — быстро и чётко.
* * *
По широкой улице большого села скорой рысцой едет Киря. Над высоким домом, где разместился партизанский штаб, трепещет красный флаг! Во дворе — десятка три засёдланных лошадей. В штабе полно народу. Громов в чёрном матросском бушлате, через плечо — портупея. На боку — маузер. Отдаёт распоряжения, и все отвечают по-военному коротко: "Есть!" Громов быстро написал ответ, запечатал и со словами: "Это — отцу", — протянул Кире. Потом провёл его в соседнюю комнату и приказал человеку, писавшему за столом: — Дай этому парню, — он кивнул на Кирю, — полсотни листовок. — И снова обратился к связному: — Отсюда поедешь в Подветрено-Телеутское. Десяток листовок оставишь там, остальные — отцу… На крыльце Киря столкнулся с Андреем, своим дружком. Киря торопился. Андрей проводил его за село и, притворяясь безразличным, обронил: — Куда торопишься? Успеешь, — и вынул часы, помедлил, разглядывая стрелки, чтобы дать Кире полюбоваться. — Золотые?! — ахнул Киря. — Где ты их взял? — подозрительно спросил он. Андрей, поигрывая тонкой цепочкой, победоносно улыбнулся. — Думаешь, украл? — ответил он насмешливо. — С оружием в руках добыл! Он рассказал о том, как во время налёта партизан на кулака-предателя успел "подцепить это барахлишко". Кирилл побледнел от злости. — Ах ты гад! — сжимая кулаки, шагнул к нему Кирилл. — Ты за этим в отряд залез? Чтобы грабить и воровать? — Ну чего ты взъелся? Хочешь, подарю? Я себе ещё найду… Кирю обожгла такая ненависть, что он, не отдавая себе отчёта, выхватил наган и направил его на товарища. — Ах ты, — трясясь, словно от озноба, медленно произнёс Киря. — Беляки говорят, что партизаны — разбойники! Мужики не верят. А ты хочешь, чтоб поверили? Кирилл в бешенстве взвёл курок. Андрей испугался. — Нечаянно я, Кирюха… — залепетал он жалобно, — подвернулись, ну и взял… Больше не буду! Вот те крест! Перед Кирей стоял жалкий Андрюшка. Злость прошла, и Киря решительно потребовал: — Давай честное партизанское! — Партизанское… — откликнулся Андрей. — Ну, что же, теперь держись. Кто слово нарушит — сам себе смерть назначает! — предупредил Киря. Потом подумал и добавил: — Давай сюда часы. — Зачем? — Давай, чтобы они тебе рук не марали… Кирилл взял часы, повесил на кустик и, отойдя на