лицо никого не помню, все одинаковые. Штаны спустил – здра-асьте, Иванов, давно не виделись! Так и буду всю жизнь с задницами разговаривать…

Польза перекинула через ширму синюю юбку.

– Пойдем с нами на Бродвей! – выглянула она сбоку. – Сто раз ведь звала.

– Ты что! – испуганно замахала та. – Я так не смогу…

Дверь распахнулась, из кабинета танцующей походкой вышла Полли – в цветастой блузке, короткой юбке с разрезом и ботинках на “манной каше”. Очередь, разинув рот, проводила ее глазами по коридору.

– Следующий! – строго окликнула медсестра. – Спокойно, граждане! Не в цирке!

Мэлс издалека увидел на улице Горького у Елисеевского магазина толпу зевак.

У витрины стояли стиляги, среди них уже знакомые Мэлсу со вчерашнего вечера: пухлый очкарик, девчонка с личиком говорящей куклы – огромными изумленными глазами и крошечным ртом, долговязый сутулый парень и Полли. Они резко выделялись среди одноцветной толпы не только пестрыми нарядами, но и громким, преувеличенно эмоциональным разговором, и преувеличенно свободными жестами, и особой, вихляющей во всех суставах походкой. И хотя они не обращали ни малейшего внимания на устремленные со всех сторон любопытные, удивленные, осуждающие взгляды, понятно было, что присутствие зрителей в этом театре необходимо.

Мэлс шагнул вперед, в полосу отчуждения между кругом зевак и стилягами. Те обернулись к нему.

– Оп-па! – в восторге развел руками долговязый. – Гляди – сам пришел!

– Чуваки! Ножниц никто не прихватил? – спросил очкарик. – Вернем должок?

– Да у него и так стричь нечего.

– С паршивой овцы – хоть шерсти клок!

Стиляги заржали.

Мэлс и Полли смотрели в глаза друг другу.

– Привет, – сказал он.

– Привет, – ответила она.

– У них отношения!.. – ахнула кукла, в ужасе распахнув и без того круглые глаза.

– Была замечена в порочащих связях!.. – замогильным голосом откликнулся долговязый.

– Ты не простыл? – заботливо спросила Полли. – Мне показалось, ты вчера немножко оступился.

– А мне показалось, ты вчера что-то потеряла, – он протянул на ладони деревянного человечка.

– Да у них роман! – догадалась кукла.

– Товарищи, мы присутствуем при зарождении большого светлого человеческого чувства! – прокомментировал очкарик.

Полли посмотрела на талисман, потом на Мэлса. Молча взяла, завязала шнурок на шее.

– Могла бы спасибо сказать…

Она шагнула к Мэлсу, положила руки на плечи, приподнялась на цыпочки и поцеловала в губы.

– Полли, не делай этого, отравишься! – замахал руками очкарик. – Ответственно предупреждаю, как будущий врач!

Долговязый торопливо закрыл ладонью глаза кукле:

– Деточка, тебе рано на это смотреть.

– Спасибо, любимый… – нежно сказала Полли, отстранившись, и пошла к своим.

– Полли, как зовут этого интересного молодого человека? – кокетливо спросила кукла.

– Понятия не имею, – равнодушно ответила та, пожимая плечами.

Остолбеневший Мэлс остался за спинами потерявших к нему всякий интерес стиляг.

Старичок с клюкой и бутылками в авоське остановился перед стилягами.

– Бесстыжие! – гневно погрозил он клюкой. – Разврат тут развели посреди улицы! Сидели бы в подворотне, людей постыдились! Ржут, как лошади, патлами трясут, тьфу! Вот за это мы воевали? – ткнул он в них клюкой. – Для этого Москву защищали, чтоб такие обезьяны по улицам шатались?

Стиляги тотчас вытянулись по струнке, виновато повесив головы, как двоечники. Как только старичок, продолжая бормотать что-то под нос, двинулся дальше, долговязый пристроился за ним, пританцовывая, ступая нога в ногу, передразнивая каждое движение. Следом – очкарик, кукла, Полли и все остальные. За старичком тотчас выстроилась длинная очередь. Он глянул на витрину, и все так же подслеповато склонились вбок, он полез в карман и пересчитал на ладони мелочь – остальные тоже. Прохожие смотрели на процессию даже с другой стороны улицы, кто смеялся, кто осуждающе качал головой.

Мэлс сорвался с места и вклинился в очередь следом за Полли. Старичок свернул в дверь магазина – очередь втянулась следом и двинулась вдоль длинных прилавков. Продавщицы едва сдерживали смех, зажав рты ладонями. Старичок наконец обратил внимание на общее веселье, недоуменно покрутил головой, оглянулся – стиляги тотчас расступились, вдумчиво разглядывая кто витрину, кто товар, кто потолок.

Полли обернулась и увидела рядом Мэлса.

– Слушай, что тебе от меня надо?

– Ты позвала – я пришел, – беспечно улыбнулся он. – Провожу время с Пользой.

– Ты всегда такой настырный?

– Я не настырный. Я целеустремленный.

Старичок шагнул дальше, очередь тотчас собралась и двинулась следом. Сзади пристраивались, включаясь в танец, все новые прохожие, и когда старичок, пройдя вдоль прилавков, вышел на улицу, конец очереди еще втягивался в магазин. Только здесь старик, увидев в зеркальной витрине за собой километровый хвост, понял, в чем дело, замахнулся клюкой – и стиляги с хохотом рассыпались.

К бордюру, сигналя, подкатил шикарный открытый “паккард”. Высокий красивый парень с самым пестрым коком и самым длинным галстуком перемахнул на тротуар, торжественно открыл дверцу, и из машины выскочил ярко-зеленый от морды до обрубка хвоста боксер в проволочных очках на тесемке.

– Хелло, Фред!

– Хелло, чуваки! – стиляги ритуально поздоровались.

– Капитал! – Полли посвистела, присела на корточки и чмокнула пса в мокрый нос. – Здравствуй, Капа! Какой ты сегодня стильный!

– Ну что, чуваки, в “Кок”? – скомандовал Фред. – Там встретимся!

Часть стиляг отправилась дальше пешком. Кукла села на заднее сиденье “паккарда”, долговязый просто перевалился через край, свесив наружу длинные ноги в оранжевых тракторах, Фред сел за руль. Очкарик в театральном поклоне распахнул перед Полли дверцу.

– Мы еще увидимся? – спросил Мэлс.

– Конечно, – весело ответила она. – Бродвей – для всех!

Она царственно шагнула в машину и захлопнула дверцу, со всего замаха придавив пальцы очкарику. Тот уже совсем не по-театральному взвыл, приплясывая на месте от боли.

– Ой… – запоздало сказала Полли.

– По-ольза! – укоризненным хором протянули все, разводя руками…

Мэлс проводил глазами автомобиль и в одиночестве побрел обратно.

Он безнадежно оглядел длинные ряды одинаковых пиджаков, брюк и галстуков в магазине. Больше жестами, чем словами, попытался объяснить молоденькой продавщице длину и фасон. Та засмеялась, отрицательно качая