В. Тюрин Право на риск

Повесть

Кто бы мог предположить, что именно с этого совсем обычного дня начнется короткая цепочка дней, которые так круто изломают устоявшиеся и годами притеревшиеся связи между главными героями нашего повествования? Бывшая дружба вдруг обернется неприязнью, а людей ранее далеких друг от друга вдруг сблизит тайно сосущий восторг риска, бремя трудных решений…

Впрочем, обо всем по порядку. Холодным и слякотным утром 9 июля 195… года сразу же после подъема флага по длинному, почерневшему от времени и от пролитых на него соляра и масла причалу быстро шла группа офицеров штаба одной из бригад. Впереди легко вышагивал невысокий, хрупкий на вид адмирал, в новой щегольской фуражке. Рядом с ним — комбриг капитан первого ранга Щукарев. Рослый, огромный Щукарев чувствовал себя не совсем ловко рядом с адмиралом: чтобы поддерживать беседу, ему все время приходилось сгибаться и неудобно выворачивать шею — вниз и вбок. Но Щукарев с этим мирился. Утро зачиналось удачно, и его хорошего настроения не могли поколебать ни это неудобство, ни гадкая погода.

Несколько дней назад, когда комбриг докладывал адмиралу план боевой подготовки, тот, услышав, что на одной из подводных лодок штаб бригады будет проводить смотр, то есть проверять на ней чистоту, порядок, организацию службы, вдруг почему-то решил самолично возглавить эту проверку. Это странное желание адмирала не на шутку озадачило комбрига: с чего бы это сам? И почему он заинтересовался именно этой лодкой? И обеспокоило, хотя лодкой командовал самый опытный из командиров, его ученик и младший друг капитан второго ранга Логинов.

Поэтому комбриг на неделе нет-нет да и заглядывал на логиновскую С-274. Вместе со старпомом Березиным он лазал с чистой ветошью по трюмам, с пристрастием экзаменовал немевших перед ним от страха матросов.

Зато к сегодняшнему утру Щукарев был совершенно спокоен за этот экипаж. Нет, он был не просто спокоен, он гордился лодкой, он был исполнен той непоколебимой веры в нее, в ее экипаж, которая приходит с сознанием, что ты честно и до конца сделал все, что мог. Он лично все десятикратно выверил и вымерил.

Сейчас, направляясь вместе с адмиралом на лодку, Щукарев чуть ли не посвистывал от полноты чувств. Сдерживало лишь присутствие начальства. В легкости, с которой комбриг нес свое большое и отяжелевшее с возрастом тело, в незамутненной ясности взгляда, в бродившей по его лицу тонкой ухмылке откровенно читалось довольство собой.

Адмирал, бросив снизу вверх на комбрига удивленный взгляд, полюбопытствовал:

— Что это вы, Юрий Захарович, нынче так и светитесь?

— Это я так, товарищ адмирал, в личном плане… Внучек вспомнил. Уж больно они забавные стали, — вывернулся комбриг, твердо зная, что упоминание о его внучках сразу же изменит ход мыслей у всех окружающих, включая и адмирала.

И не ошибся. Поспешавшие за ними флагманские специалисты деликатно, но искренне рассмеялись. В бригаде почти каждый знал, что у комбрига, в общем-то еще относительно молодого человека — весной ему исполнилось сорок пять, — было уже пять внучек. Старшая дочь родила ему двойню, средняя — тройню, а совсем недавно вышла замуж последняя, младшая дочь. И теперь офицеры гадали: обойдет она своих старших сестер или нет? Кое-кто даже заключил пари.

В таком вот распрекрасном расположении духа как-то совсем незаметно они подошли к пирсу, с правой стороны которого стояла логиновская лодка. На узкой кормовой надстройке ее в каменном напряжении застыл выстроившийся экипаж. В ожидании командования перед строем, нервно одергивая полы шинели, крупно вышагивал длиннющий старпом лодки капитан третьего ранга Березин. Он почти на голову возвышался над строем.

Волноваться у Березина были основания: на сегодняшнем смотре он оставался за командира. Логинов, который вот уже почти полгода исполнял еще и обязанности начальника штаба бригады, был сейчас среди сопровождавших адмирала офицеров.

Адмирал, поравнявшись с носом лодки, бросил случайный взгляд на хлопающий на ветру новенький (специально сменили к проверке) гюйс^[1] и вдруг резко и круто остановился, да так, что в него чуть не врезался идущий следом офицер. И было от чего…

На флоте традиции складываются и хранятся сотнями лет. Одни, безнадежно устарев, давно оказались в архивах истории, и о них шуточно вспоминают лишь во время веселой флотской травли. Другие были с корнем вырваны и развеяны буйными ветрами революции. Но большинство традиций продолжают жить, свято хранимые и почитаемые. Одна из них — это церемония утреннего подъема флага.

«На фла-аг и гю-юйс… Сми-ирна-а!»

Только человек безнадежно потерявший вкус к флотской службе может остаться равнодушным при этой команде. Если же ты радуешься окружающей тебя жизни, если гордишься своей принадлежностью к славной флотской семье, если твой корабль стал твоим вторым домом и за любовь платит любовью, то каждое утро к подъему флага ты спешишь с трепетно бьющимся сердцем. На подъем флага, как и на первое свидание, никогда не опаздывают. Оправдания в расчет не принимаются.

«Фла-аг и гю-юйс поднять!»

Где бы ты ни был, услышав эту команду, ты непроизвольно подтянешься, повернешься лицом к морю, в торжественном молчании приложишь руку к козырьку фуражки и, замерев, с душевным трепетом будешь ждать, когда на штоках взметнутся бело-голубой военно-морской флаг и кумачовый со звездой гюйс.

С этого мгновения начинается отсчет нового флотского трудового дня. Вот почему все, что связано с этой традиционной церемонией, соблюдается на флоте неукоснительно и ревностно.

А теперь вспомним, что адмирал резко и оторопело остановился, какое-то мгновение, видимо, опешив, помолчал и бросил комбригу с обидой:

— Наведите на бригаде порядок, товарищ капитан первого ранга! — Бросил, как отрубил, и быстро пошагал прочь.

Комбриг растерянно, не понимая, что произошло, проводил недоуменным взглядом адмирала, пожал плечами, хмыкнул и стоял бы так в изумлении, если бы кто-то из подчиненных не подсказал:

— Гюйс, товарищ комбриг… Гюйс…

Комбриг взглянул на нос лодки, на развевающееся над ним кумачовое полотнище, и лицо его начало тоже приобретать кумачовый оттенок: новехонький гюйс на С-274 трепыхался перевернутый вверх ногами. И никто этого не заметил раньше.

— Раззявы!!! — рявкнул Щукарев и крупной рысью устремился к ведущему на лодку трапу. Вслед за ним нога в ногу заторопился и Логинов. Лицо его было расстроенным, виноватым. Надо же такому случиться, и как раз в день смотра!

Офицеры штаба незаметно начали куда-то испаряться: они