— сержанта, например, «сержем» зовет, сокращенно, только он из нашего отделения. Еще когда знакомились и сержант сказал, что он тут всех подтянет, высушит, накормит и уравняет, Вован улыбнулся зло и предложил ударить в живот. Мол, мой живот — это тебе не пуховая подушка. Сержант встал перед ним, напрягся — раз кулаком! «Ха», — выдохнул Вован, даже не попятившись. Сержант ударил вслед с левой. «Ха», — опять сказал Вован. А потом предложил поменяться местами. Вот с тех пор сержант с ним осторожничает и признает какое-то равенство.

— Значит, пресек хищение своей собственности, — кивает сержант. — Это по закону. Это ты молодец. Но вот применение оружия против гражданского населения… А если каждый так начнет делать? Что тогда будет?

— Хорошо будет, — зло улыбается Вован. — Гнид не будет.

— Два наряда тебе, рядовой…

— Есть два наряда!

— И на беседу с ротным психологом!

— Серж, ну не будь зверем, а? Мародеры же, ясно, как два пальца!

— Черт с тобой, крези. Но трупы закопать подальше, чтобы не смердело. Вон, со старым вместе. Марш-марш!

Мы с лопатками бежим к трупам, и я спрашиваю на бегу Вована:

— Что, зрение у тебя такое хорошее, что сразу узнал свое?

— Нет, конечно. Да еще и солнце встает — не видно ничего. Так просто сказал, чтобы серж отвязался.

— Так ты, выходит, просто так их убил, что ли?

— Чо? — Вован тормозит, и я врезаюсь носом в его спину.

Спина очень широкая и остро пахнет потом.

Вован стоит пару секунд на месте, потом поворачивается ко мне. Он очень зол. Очень:

— Это ты сейчас сказал сержу, старый, что поле боя принадлежит мародерам?

— Нет, не я. Это давно. Я повторил просто.

— Так вот, старый. Поле боя принадлежит солдату, ясно тебе? Вот я — солдат.

— Но тут же не бой!

— Тут — самый настоящий бой. И там — бой! И везде, где есть гниды — бой! Из-за гнид тут все рухнуло, понял, да? Из-за таких вот гнид, — пинает он носком ботинка изломанное мертвое тело.

Я понимаю, что он говорит не только о телевизоре на коляске или сворованном цементе и ржавой арматуре.

И молча начинаю копать яму.

Вооруженный народ

В духоте и толкучке голоса сливались в монотонное жужжание. Никто не говорил громко. Вполголоса переговаривались с ближними в очереди:

— А какие еще документы требуют?

— Паспорт, вроде…

— И все? А военный билет или там справки какие-нибудь?

Очередь, когда в ней стоят одни мужики, всегда негромко разговаривает.

Это женская очередь — молчаливая. Женщины рассматривают друг друга, то есть враг — врага. Такое у них всегда выражение лиц, что все в очереди — их личные и непримиримые враги. И все только и ждут, чтобы кто-нибудь открыл рот. Ох, тогда они выдадут всю информацию, что думают об этих ничего не понимающих и ничего не знающих понаехавших глупых телках! Вот если очередь «смешанного типа», то есть в ней и мужчины и женщины, то тогда женщины разговорчивы и улыбчивы. Они расцветают и показывают свою красу и мудрость на сером фоне остальных ничего не знающих и не понимающих, да еще и понаприехавших и понаостававшихся с каких-то странных причин, да и ноги у нее кривые, кстати, а грудь-то, грудь… Нет, ты на меня погляди! Я, вон какова, и как красиво говорю! Правда как раз мужики в этой очереди с женщинами отмалчиваются чаще и смотрят понуро куда-то в сторону. Ничего не понимают они в настоящем стоянии в очередях!

А когда в очереди нормальные мужики… Тут вот однажды была такая очередь в местном участке. Стояли за штрафами от дорожной полиции. Так все душевно было, с улыбками. И даже парень голубоватый какой-то и прилипчивый не вызывал неприязни. Он бегал вдоль очереди и все пытался узнать, что ему будет за нарушение:

— А что было-то? — лениво переспрашивали мужики.

— Да превышение сильное.

— Ну, превышение — это тебе штраф. Тут все зависит от скорости. Ты что там натворил?

— На Миклухо-Маклая дал сто восемьдесят!

— Ого! Ночью, что ли? Там же вечно пробка…

— Не-е, днем… Так я же по встречке!

Посмеются мужики добро, попугают пацана санкциями, и двинутся дальше на человека. Так по шагу, по шагу, каждый и получит, что заслужил.

И тут вот одни мужики стоят. Что, кстати, довольно странно. Потому что у нас все же равноправие полов, и никто не запрещал женщинам тоже приходить. Но тут, видимо, все дело в мужском менталитете. Это же как — услышать такое, и не прийти? Да ни в жисть! Вот и стоит, волнуется длинная плотная очередь. По лестнице стоит, в холле топчется, на улицу хвост высунулся, да и там в три ряда стоят и посматривают, чтобы никто вперед не проскочил. Хотя, если вдуматься, чего бояться, чего дергаться? Должно всем хватить. Это ведь тоже объявляли и по радио и по телевидению.

— А выпускают обратно где?

— С той стороны, через второй, через автогараж. Иначе бы тут такой водоворот был — что ты!

Ну, да. Это они правильно. Это туда стоишь с пустыми руками. Ну, то есть, с документами, да пара пакетов пластиковых в кармане на всякий случай. Мало ли, что, потому что. Вон, пацаны, кто поспортивнее на вид, даже с рюкзаками пришли. Перешептываются — сразу видно, одна компания. Только зря это они. Все равно будут давать всем одинаково. По справедливости и по закону.

У дверей стоят два «полицая» в новой уже форме, в броне и с автоматами. Это чтобы не допустить «эксцессов». А в холле уже все в зеленом и в камуфляже. Там уже армия всем командует. Там все привычное: «товарищ майор», да «товарищ прапорщик». А к этим, снаружи, как обратиться? «Господин полицейский»? Да, ну… Лучше у мужиков спросить.

— Так это точно, что только паспорт — и все?

— А что еще надо? Им же сейчас — чем больше выдать, тем лучше. Это как план такой. Еще, может, и наградят. Или премию дадут. Запишут — и все.

— А-а-а… Так все-таки запишут?

— Не, ну ты подумай! Это все равно, что деньги тебе дать. Вроде как от государства в пользование. Чисто на доверии. И что, даже не записать — кому и сколько? Это ж тогда такие злоупотребления будут!

— Ну, да… Ну, да…

Очередь движется. Не так, чтобы быстро, но шаг за шагом, шаг за шагом, покачиваясь, переваливаясь, как пингвины, проходит сквозь распахнутые настежь двухстворчатые двери между «полицаями», потом вверх по лестнице — вот нафига это еще и вверх-то? Могли бы и внизу все устроить!

— А там у них вся канцелярия. Так что ящики вверх таскают, а потом уже выдают.

Вдруг колыхнулась толпа, пробежал шепоток, и откуда-то сзади сразу раздалось недовольное:

— По сотне в руки! По сотне! Не давать больше! А то не хватит больше никому! По сотне!

Впереди решетка с окном и оцинкованным столом-подоконником.

— Паспорт?

— Вот.