говорю: ни одно твое донесение и отчет так не порадовали меня в прошлом, как порадовало это письмо! О таких, как мы с тобою, часто болтовню разводят, что к новым идеям глухи становимся, живем одним прошлым. Нет, еще стоят наши старые дубы, еще не с одной бурей поборемся! Прости за сантименты, сам помолодел, увидя твой молодой задор, хотя и знаю, как нелегко он тебе достался. Ну, а что серьезное нам доставалось легко?»
Пинегин положил письмо на стол, посидел, снова взял его в руки и опять, не читая, положил. Быстро, прежним своим упругим шагом он подошел к двери и распахнул ее.
В приемной прохаживался Шелепа. Секретарь, удивленный, что не было звонка, вскочил из-за стола, Пинегин знаком остановил его.
Он глядел на настороженного, замкнутого Шелепу. Ну и характерец, черт тебя подери, заинтересован же, дьявольски заинтересован — нет, глазом не моргнет, ничем не показывает, что еле стоит от нетерпения. Ладно, всей выдержки твоей на две минуты, не больше. Вскочишь, станешь жадно допрашивать, по три раза перечитывать каждую строку — знаю, знаю твою проклятую породу, сам такой!
Пинегину захотелось по-мальчишески громко, на все управление, захохотать. Он не разрешил себе улыбнуться.
— Входи, Олег Алексеевич! — сказал он строго.