Стихотворения (1942–1969) (Юлия Владимировна Друнина) Страница 46 - Litvek

планета…»

Остываю я, как планета, —

Очень медленно, но бесспорно.

А еще в глубине прогретой

Набухают, как прежде, зерна.

И хлебам еще колоситься,

И птенцам щебетать весною.

Только ниже чуть-чуть пшеница,

Только прежнего нету зноя.

Чуть трудней заживают раны,

Реже плачу и напеваю…

Мне тревожиться вроде рано,

Ну, а все-таки — остываю.

1969

«С собою душой не криви…»

С собою душой не криви:

Признаться без ханжества надо —

Есть боль в умиранье любви,

Но есть и свободы награда.

Окончилась странная власть —

Бессмертное хрупкое чудо —

Власть голоса, смеха и глаз…

Бедней и богаче я буду:

Я буду вольна над собой.

И снова, как в юности ранней,

В крови нарастает прибой,

В груди — холодок ожиданья…

1969

«Как гром зимою…»

Как гром зимою,

Словно летом снег

(Зачем? К чему? —

Пугаетесь вы сами),

Вдруг начинает сниться человек —

Чур, чур меня с такими чудесами!

Вы были с ним дружны и холодны —

Не бросит в жар,

Не задрожат ресницы.

И вдруг в ночи — предательские сны.

А если и ему такое снится?..

И вот неловкость сковывает вас,

Глаза боятся встретиться с глазами —

О, двух сердец невидимая связь,

Родившаяся где-то в подсознании!..

1969

«Я в далеких краях побыла…»

Я в далеких краях побыла,

Как солдат, как газетчик, как гость.

Помнишь Сент-Женевьев де Буа —

Под Парижем российский погост?

Сколько там, в равнодушной земле,

Потерявших Отчизну лежит!

В каждом сердце, на каждом челе

Как клеймо запеклось — «апатрид»^[2].

Знаю, были их дни нелегки,

Куплен хлеб дорогою ценой.

Знаю, были они бедняки,

Хоть нажил миллионы иной.

Бродят близкие возле оград,

В их глазах безнадежный вопрос.

О, пронзительный волжский закат,

О, застенчивость брянских берез!

Что ж, и нам суждено провожать —

Перед смертью бессилен любой.

Потеряешь когда-нибудь мать,

Удержать не сумеешь любовь…

Но опять захохочут ручьи,

Брызнет солнце в положенный час,

Знаешь, все-таки мы — богачи:

Есть Отчизна — Россия — у нас.

Отними ее — ты бы зачах,

Отними ее — мне бы конец…

Слышу я в заграничных ночах

Перестук эмигрантских сердец…

1969

«О, хмель сорок пятого года…»

О, хмель сорок пятого года,

Безумие первых минут!

…Летит по Европе Свобода —

Домой каторжане бредут.

Скелеты в тряпье полосатом,

С клеймами на тросточках рук

Бросаются к русским солдатам:

«Амико!», «Майн фройнд!», «Мой друг!»

И тихо скандирует Буша

Его полумертвый земляк.

И жест, потрясающий душу, —

Ротфронтовский сжатый кулак…

Игрались последние акты —

Гремел Нюрнбергский процесс.

Жаль, фюрер под занавес как-то

В смерть с черного хода пролез!

И, жизнь начиная сначала,

Мы были уверены в том,

Что черная свастика стала

Всего лишь могильным крестом.

И тихо скандировал Буша

Его полумертвый земляк.

И жест, потрясающий душу, —

Ротфронтовский сжатый кулак…

Отпели победные горны,

Далек Нюрнбергский процесс.

И носятся слухи упорно,

Что будто бы здравствует Борман

И даже сам Гитлер воскрес!

Опять за решеткой Свобода,

И снова полмира в огне.

Но хмель сорок пятого года

По-прежнему бродит во мне.

1969

ОТ ИМЕНИ ПАВШИХ

(На вечере поэтов, погибших на войне)

Сегодня на трибуне мы — поэты,

Которые убиты на войне,

Обнявшие со стоном землю где-то

В своей ли, в зарубежной стороне.

Читают нас друзья-однополчане,

Сединами они убелены.

Но перед залом, замершим в молчанье,

Мы — парни, не пришедшие с войны.

Слепят «юпитеры», а нам неловко —

Мы в мокрой глине с головы до ног.

В окопной глине каска и винтовка,

В проклятой глине тощий вещмешок.

Простите, что ворвалось с нами пламя,

Что еле-еле видно нас в дыму,

И не считайте, будто перед нами

Вы вроде виноваты, — ни к чему.

Ах, ратный труд — опасная работа,

Не всех ведет счастливая звезда.

Всегда с войны домой приходит кто-то,

А кто-то не приходит никогда.

Вас только краем опалило пламя,

То пламя, что не пощадило нас.

Но если б поменялись мы местами,

То в этот вечер, в этот самый час,

Бледнея, с горлом, судорогой сжатым,

Губами, что вдруг сделались сухи,

Мы, чудом уцелевшие солдаты,

Читали б ваши юные стихи.

1969

«Все грущу о шинели…»

Все грущу о шинели,

Вижу дымные сны —

Нет, меня не сумели

Возвратить из Войны.

Дни летят, словно пули,

Как снаряды — года…

До сих пор не вернули,

Не вернут никогда.

И куда же мне деться? —

Друг убит на войне,

А замолкшее сердце

Стало биться во мне.

1969

ДОБРОТА

Дмитрию Ляшкевичу

Стираются лица и даты,

Но все ж до последнего дня

Мне помнить о тех, что когда-то

Хоть чем-то согрели меня.

Согрели своей