возможных истоков этих представлений на разных стадиях развития народа — носителя исторической традиции.

Исследование славянских легенд о первых правителях в основном проходило в контексте сравнительно-исторического изучения летописных и хроникальных текстов. Были отмечены и проанализированы типологические параллели между древнерусскими летописями («Повесть временных лет») и чешской погодной Хроникой Козьмы Пражского[51], англосаксонскими анналами[52], скандинавскими сагами[53] и, шире, западноевропейским и византийским историописанием[54]. В результате этих изысканий установлено, что картина ранней, языческой истории в средневековой историографии формировалась по сходным моделям, поскольку при переработке устной традиции первые книжники руководствовались близкими принципами.

Социоэтиологические легенды, на которых основывались начальные части летописей и хроник, изучались в качестве образцов ранней династической идеологии[55], концентрированного выражения социальных идеалов и политических принципов[56], а также в качестве источников по истории этнического и социально-политического сознания[57].

Генезис и эволюция формы и содержания этиологических легенд, повествующих о начале Польши, Чехии и Руси, наиболее плодотворно изучались В.К. Соколовой, Н.Ф. Котляром, Е.А. Мельниковой, Я. Банашкевичем, 3. Неедлы[58]. Особое внимание в историографии уделялось представлениям о роли княжеского рода в политике Древней Руси[59]. Система «родового сюзеренитета» князей-Рюриковичей подробно изучена А.В. Назаренко с привлечением широкого круга сравнительно-исторических материалов[60]. Исследованы также социальные и юридические аспекты княжеской власти[61]. Всесторонне рассматривались политические представления и концепции, заимствованные на Руси из Византии, как и механизмы этой рецепции[62]. Однако разработка проблемы представлений о власти в Древней Руси проводилась чаще на репрезентативном материале источников развитого Средневековья[63].

Истоки княжеской власти в славянских государствах, становление княжого права, формирование набора функций князя, разные аспекты княжеского культа изучены в целой серии статей и монографий[64]. Но эти работы посвящены княжеской власти раннегосударственного периода, а догосударственный (потестарный) период в них рассматривается коротко и преимущественно ретроспективно. Кроме того, в отдельных исследованиях не полностью учитывается глубокий разрыв между дружинной культурой «руси» (полиэтничной элиты древнерусского государства, первоначально частично скандинавской), «рыцарской» кульурой Польши и Чехии и архаичной культурой славянских племен. В большинстве этих трудов этногенетические и этиологические легенды славян используются в качестве вспомогательных источников, а не в качестве типологически и генетически близких текстов, требующих сравнительно-морфологического и сравнительно-исторического изучения. Из славянских преданий вычленяются только отдельные сообщения, которые находят археологическое подтверждение или аналогии в иностранных источниках.

В настоящей работе восточнославянские, южнославянские и западнославянские (древнерусские, чешские, польские, болгарские и сербо-хорватские) легенды, отраженные в древнейших историографических сочинениях, впервые рассматриваются как комплекс жанрово-идентичных текстов, который является источником для изучения древнейшего пласта представлений славян о власти и ее носителях. В исследовании проведен структурно-морфологический анализ текстов этиологических славянских легенд, предложены и обоснованы единицы их морфологизации («мотив», «сюжет», «фабула») и классификация мотивов (сюжето-генерирующие, дополнительные и детализирующие). Мною разработана система критериев (признаков), маркирующих раннеисторические тексты, восходящие к устным источникам. Подробно реконструирована история сюжета каждой легенды, что позволило провести сравнительно-историческое исследование моделей и ритуалов власти, а также представлений о первых правителях славянских племен. Специально рассмотрена трансформация древних преданий при их включении в раннеисторические описания, их изменение под воздействием христианского мировоззрения авторов первых летописей и хроник и идеологии государственного периода. Выявленные в преданиях исторические черты соотнесены с данными археологии, лингвистики, свидетельствами других письменных источников.

В качестве основных источников исследования выбраны три древнейших историографических сочинения Древней Руси, Польши и Чехии — «Повесть временных лет»[65], Хроника Галла Анонима[66] и Хроника Козьмы Пражского[67]. Эти произведения являются первыми дошедшими до нас систематическими описаниями истории трех государств. Они стали основополагающими для исторической традиции в своих странах, так как все последующие летописцы и хронисты опирались на эти труды. Перечисленные памятники известны в позднейших списках, однако на основе последних вполне достоверно реконструируется архетипический текст. ПВЛ и Хроники Галла и Козьмы полностью посвящены древней и современной авторам истории славянских государств. В предлагаемом исследовании рассматриваются начальные части этих сочинений, на основе которых можно реконструировать предания о первых славянских правителях — Кие и его братьях, Пржемысле и Либуше, Пясте и Попеле.

Тексты этих трех раннеисторических описаний созданы примерно в одно время — на рубеже XI—XII вв. Редакции (три или две[68]) ПВЛ, по мнению большинства текстологов, датируются 1110-1118 гг.[69] Хроника Галла Анонима написана в 1107-1113 гг. и состоит из трех книг, в первой изложена легендарная и древняя история Польши до 1086 г., вторая и третья посвящены правлению Болеслава Кривоустого до 1113 г. Хроника Козьмы Пражского, начатая, скорее всего, после 1092 г., излагает историю чехов с древнейших времен до 1125 г. Основными источниками Козьмы были Хроника Регинона (VIII — начало IX в.) и её продолжение, составленное магдебургским епископом Адальбертом, не дошедшие до нашего времени древние пражские анналы, «Список епископов Пражской церкви», некрологи церкви св. Вита.

Во всех трех сочинениях есть прямые указания на использование устных источников — фольклорной традиции и рассказов очевидцев. Кроме того, в них можно выявить и внутритекстовые, косвенные признаки обработки устной традиции (см. подробнее Главу II, 2).

Западнославянские хроники написаны на латинском языке. Хроника Галла Анонима в наибольшей степени ориентирована на книжную латинскую культуру, ее повествование не построено по хронологии