полицай дрочит затвор — я успею его достать… стол пинком от себя и уход с линии прицеливания влево, эти трое щёлкают клювами… Ой.

Взгляд. В упор — и левее, туда, куда Саммаэль только что собирался уйти. Холодный и жёсткий, как лезвие топора. Светлые, почти белые глаза из-под черной широкополой шляпы… хотя в кабаке вообще-то темно. Не в шинели, в штатском; вошел после своих полицаев; грамотно вошел, не привлекая внимания: дождался, пока я продумаю свой маневр, а потом спокойно пронаблюдал, в какую сторону дёрнусь. На то бы и девятимиллиметровый — да не успеть, не вытащить из-за пазухи, вон тот топотун уже доворачивает на меня свою бандуру…

Только «бандура»-то почему-то из рук у него медленно выплывает. А рот — тоже медленно — разевается от удивления. А потом и у соседа у евоного ружьишко из рук… тоже, как будто бы за цевьё кто-то тащит. А потом эти вот два ружья — бум! — своим хозяевам по головам! И — опа! — оба по сторонам валятся, а карабины — будто бы сами по себе — уже принимаются за следующих! А один-то коммивояжер — двое куда-то делись — со стула почему-то вскочил, и лицо почему-то перекосило, и тянет почему-то из-под плаща что-то длинное и похожее на «маузер». А со стола — сама по себе — в воздух прыгает граненая бутылка с чем-то красненьким, и — шмяк! — с размаху прямо шпику по черепу. Бутылка вдребезги, шпик под стол! А маг-то, маг… или комиссар, или как его там, — шляпа-то с лысой башки слетела, и глаза вовсе не белые, один-то серый, а на другом и вовсе бельмо, — корчится, будто ему локотки-то за спину завели. А ружья летающие уже как бы и в ветряную мельницу превратились, крутятся в воздухе как бешеные, а полицейские только с лесенки по сторонам летят…

И только тут Саммаэль заметил, что карабины крутятся в воздухе не сами по себе, а мелькает между ними смазанная, едва различимая, — но вроде бы девичья фигурка. И за спиной у комиссара, держит ему локти, — тоже что-то неразличимое и смазанное, но на первую очень похожее. Да и та бутылка, что агента-коммивояжера под стол убрала, — так она не сама ему об репу разбилась, а держал бутылку растрёпанный чернявый парень в джинсах, курточке да берцах. И направляется этот парень сейчас ровно к столику Саммаэля, улыбается до ушей — и весело так, с юморком, говорит:

— Валим отсюда. Валим-валим.

И только тут до Саммаэля дошло, что весь этот спектакль разыгрывается в его честь.

Вскочил, одной рукой подцепил сумку, другой дёрнул из-за пазухи пистолет, дал предупредительный над головой у самого боевого работяги, который только-только решил вскочить и присоединиться к драке. Подивился ещё, как медленно валится гильза на пол — и как медленно голова драчуна втягивается в плечи. А сам — вперёд, вперёд, через кухню, где кухарка едва ещё двинулась к двери чёрного хода, нелепо застыв на бегу, где языки пламени от плиты медленно и лениво тянутся к потолку, — по лестнице вверх и на улицу. И только в переулке, когда время восстановило свой нормальный ход, когда по сторонам парня, встали, ничуть не запыхавшиеся, те две девчушки-близняшки, Саммаэль позволил себе привалиться к стене, выдохнуть и ругнуться сквозь зубы.

А парень тем временем отвесил картинный поклон, сорвав с головы несуществующую шляпу с пером, и произнёс:

— Ваш выход, маэстро!

Что-то многие в этом мире знают, кто я такой и чем занимаюсь, — подумал Саммаэль, подготавливая переход и уводя всех четверых подальше от этой гостеприимной таверны.

***

Устроились в стогу сена в амбаре, за две или три линии от таверны. Ели окорок, который Ани предусмотрительно прихватила на кухне. Запивали молодым красным вином, который Лари — не менее предусмотрительно — стырила со стола. Костерили Джуда, который — нет чтобы приглушить шпика молодой бормотухой — извёл на это полезное дело выдержанное марочное! Джуд тренькал на прихваченной лютне — ну никто, кроме Саммаэля, не ушел без добычи! — и отмазывался, что молодое винцо будто бы для здоровья полезней. Выясняли, действительно ли Ани была похожа на ветряную мельницу со своими двумя карабинами — или же Саммаэлю это показалось. И все — дружно — ржали над тем, какое у Саммаэля было хлебало, когда ружья сами по себе стали летать по воздуху!

А под конец, когда отсмеялись да успокоились, Саммаэль спросил Джуда:

— Чего этому комиссару было от меня нужно?

— Ты.

— В смысле?!

— Не умеет человек между мирами ходить. А ты умеешь.

— И что он собирался со мной делать?!

— Нанять тебя хотел.

— Так. А почему тогда вы меня оттуда потащили?

— Хе, — Джуд усмехнулся в темноте. — А нам ты нужнее.

***

Пока Саммаэль спал, Лари вытащила у него из-за пазухи пистолет, и подстрелила где-то в поле зайца. И тот и другой факт — спереть у колдуна пушку, не разбудив, и подбить зайца из пистолета — в общем-то, внушали уважение… даже если забыть о вчерашних подвигах сестричек. Пуля, правда, оторвала косому голову; но остальное отлично пошло на завтрак. Кофе у девушек не было; но был котелок, а у Ани нашелся травяной сбор, — и, при всём своём неуважении к сушеным травам, чай Саммаэль оценил.

За завтраком, пораскинув мозгами, Саммаэль пришел вот к какому выводу. Во-первых, сестрёнки-драчуньи были сами по себе интересны; замедление субъективного времени, и стрельба влёт из всего, что стреляет… более чем полезные качества, если уметь ими пользоваться. Да и — эту причину Саммаэль счёл даже более важной — комфортно ему было с ними. Легкие, жизнерадостные, не прячутся, даже понимая, что имеют дело с эмпатом… чего-то это да стоило.

То есть, с этими людьми следовало бы задержаться.

И второе понял Саммаэль. Что он ни в коем случае не станет выполнять их заказы, типа «доставь нас на Аэрдон» или «разведай соседний мир, поищи, где стать лагерем». Нет. Саммаэль не собирался работать ни извозчиком, ни разведчиком. По мнению Саммаэля, переходы и разведку должны были освоить все трое, любой ценой — и в полном объёме. Научиться шастать по своему выбору из мира в мир, изучить все опасности перехода, и всё это ничуть не хуже, чем сам Саммаэль!

А дело всё было в Джуде.

Бойцов-то Саммаэль видел; и быстрые, и меткие, и готовые прихватить что плохо лежит, — они не были редкостью. С кем-то Саммаэль дружил, кому-то намял бока — не мешай человеку идти туда, куда он хочет, и ёбнуться тем местом, каким он хочет! — а от кого-то и сам драпал в переход. Нет, эти девочки были, конечно же, супер — замедление субъективного времени как минимум в десять раз, — но тоже ничего необычного.

А вот Джуд был редкостью. Один на миллион, думал Саммаэль; или на миллиард. Таких очень мало. И о них