перекинулся на топливопровод, и снизил обороты внешнего до минимума в попытке сохранить его как можно дольше. С дву­мя исправными двигателями и еще одним полуживым у них были шансы добраться до базы.

Кесслер сдерживал порыв поинтересоваться их тепереш­ним положением. Лихтерман сам выйдет на связь, как только сможет. Внезапно парень аж подпрыгнул от неожиданности: сзади послышался странный шипящий звук. На плексигласо­вой перегородке стали появляться капли какой-то жидкости. Он тут же понял, что Лихтерман высчитал количество топли­ва, достаточного, чтобы дотянуть до Нарвика, и теперь сливает лишнее горючее, пытаясь как можно больше облегчить самолет. Сливная труба от топливного бака находилась как раз позади его позиции.

— Ты как там, парень? — спросил Лихтерман, перекрыв по­ток горючего.

— Вроде… вроде в порядке, — запинаясь, ответил Кесслер. — Откуда взялись те самолеты?

— Я даже не успел их разглядеть, — признался пилот.

— Это были бипланы. Ну, тот, что я подбил, — точно.

— «Суордфиш», не иначе. Видать, Союзники припасли для нас пару трюков в рукаве. Запускали явно не с КАМа, ракет­ные двигатели разнесли бы их на куски. У британцев новые игрушки.

— Но мы бы заметили, как они взлетали!

— Что ж, видно, они засекли нас и поднялись в воздух еще до того, как мы обнаружили конвой.

— Нужно немедленно передать информацию в штаб.

— Йозеф уже над этим работает. Правда, ничего, кроме по­мех, мы так и не услышали. Через полчаса будем над побере­жьем, там связь получше.

— Какие будут приказания?

— Сиди и будь начеку, не хватало нам еще истребителей на хвосте. Мы и сотни узлов не набираем, нас с легкостью до­гонят.

— А как же лейтенант Эбельхарт и унтер-офицер Дитц?

— Не у тебя ли, случаем, отец священник?

— Дед. В нашей лютеранской церкви.

— Пускай помолится, как возвратимся. Эбельхарт и Дитц погибли.

Повисло тягостное молчание. Кесслер все вглядывался в темноту, ища глазами признаки вражеских самолетов и в глу­бине души надеясь их не найти. Казалось бы, на войне как на войне… так откуда же это гнетущее чувство вины? Почему так трясутся руки и сводит живот? И зачем только Лихтерман упомянул его дедушку! Можно себе представить его реакцию. Он терпеть не мог глупых политиков и эту проклятую войну, а теперь еще и внук стал убийцей! Кесслер никогда больше не осмелится взглянуть ему в глаза.

— Вижу берег, — нарушил тишину Лихтерман сорок минут спустя, — так и до Нарвика доберемся.

«Кондор» летел в километре от земли. Северное побережье представляло собой малоприятную пустошь, где пенистые вол­ны разбивались о безобразные скалы.

Кесслер воспрял духом. Как ни странно, он испытал облегче­ние. Не то чтобы его шансы на выживание при падении выросли, но все же лучше разбиться здесь, где твое тело смогут отыскать и как положено предать земле, чем безвестно уйти на дно океана, как подбитые им бедолаги.

И тут судьба сыграла с ними злую шутку. Внешний дви­гатель, всю дорогу еле тарахтящий, но удерживавший самолет в равновесии, внезапно отказал. Спасительный винт превра­тился в огромный кусок металла, тянувший «Кондор» к земле.

Лихтерман вцепился в штурвал в отчаянной попытке не дать «Кондору» уйти в штопор. Но самолет не мог лететь с тягой на правом крыле и сопротивлением на левом. Он то и дело но­ровил накрениться влево и упасть.

Кесслера отбросило на пулемет, патронная лента обвилась вокруг него будто змея. Она ударила его по лицу, отчего в глазах потемнело и из обеих ноздрей брызнула кровь. Увесистая лента снова чуть не задела его, он вовремя увернулся и прикрепил ее к переборке.

Лихтерману еще несколько секунд удавалось выравнивать самолет, но он прекрасно понимал, что шансов у него нет. «Кон­дор» нестабилен, и, чтобы посадить его, нужно было уравнове­сить тягу и лобовое сопротивление. Пилот дотянулся до пере­ключателей и вырубил правые двигатели. Неподвижный винт на левом крыле все еще создавал сопротивление, но с этим Лихтерман мог справиться. Теперь он управлял огромным планером.

— Кесслер, дуй сюда и пристегнись, — проревел он в микро­фон, — посадочка предстоит не из легких.

Кесслер отстегнулся и уже собирался покинуть свою по­зицию, как вдруг его взор привлекло странное сооружение, частично расположенное на леднике. Или что-то настолько древнее, что ледник уже начал поглощать его?.. Времени раз­глядывать не оставалось, но это было нечто огромное, вроде со­кровищницы викингов.

— Герр гауптман, — тут же крикнул Кесслер, — там, в про­ливе!.. Какая-то постройка. Кажется, там можно сесть на лед.

Лихтерман ничего не видел. Под ними расстилалась бес­крайняя пустошь, испещренная острыми, как кинжалы, ледя­ными глыбами. При приземлении с шасси можно будет попро­щаться, а лед порвет обшивку, как бумагу.

— Точно?

— Да, на самом краю ледника. Еле разглядел, но там опре­деленно было здание.

С выключенными двигателями у Лихтермана была только одна попытка. Он вывернул штурвал, отчаянно борясь с инер­цией «Кондора». При повороте самолет потерял часть подъем­ной силы, стрелка высотометра с удвоенной скоростью устре­милась к нулю. С законами физики не поспоришь.

Огромная махина понеслась назад, держа курс на север. Впереди возникли очертания горы, из-за которой Лихтерман не увидел ледник. В ту минуту он благодарил Бога за яркий лун­ный свет, ведь он мог отчетливо различить нелепо выделяющее­ся белоснежное пятно льда не меньше двух километров в длину. Никакого здания, правда, Лихтерман не заметил, да и неважно. Сейчас он был сосредоточен только на этом клочке льда.

Почти по всей своей длине он возвышался над водой, а в кон­це упирался в расщелину в скале, отвесную стену льда настолько толстого, что в лунном свете он отливал голубоватым.

«Кондор» камнем падал вниз. Лихтерман еле успел вы­ровнять самолет, едва не задев крылом камень. Выглядевший гладким за сотни метров, лед оказался куда жестче при прибли­жении, будто бы море мелких волн в одно мгновение застыло. Шасси Лихтерман выпустить все же не осмелился. Обломись одна из стоек при посадке, самолет перевернет через крыло и по­рвет на куски.

— Держись! — прохрипел он.

Кесслер занял место радиста и пристегнулся. Вокруг не было ни единого иллюминатора, и в кромешной тьме парень мог различить лишь ярко горевшие цифры на рации. Услышав короткий сигнал пилота, он мигом согнулся в три погибели, прикрывая шею руками и сводя локти с коленями, прямо как на учениях. Слова молитвы срывались с его губ.

С огромной силой «Кондор» ударился о поверхность лед­ника, подскочил на пару метров и снова рухнул вниз.