Из слова железного он образован,

Серебряной рифмы насечкой скреплён,

В груди, как в горниле, проплавлен, прокован

И в кладезе дум, как булат, закалён,

И мерный, и звучный из сердца он вынут

И с громом в мир божий, как молния, кинут.

Трепещет и блещет, гремит и звенит,

И тешит ребёнка гремушкой созвучий,

И юноши душу надеждой кипучей

И жаром мятежных страстей пламенит,

И, лавой струясь по сердечным изгибам,

Грудь ставит горою и волосы дыбом.

То крепкою мыслью, как грудью, вперёд

Он к гордому мужу навстречу идёт

И смелою думой на думы ответит,

То грустно звуча о протекшем: «увы!» —

И к старцу влетев, на мгновенье осветит

Предсмертные грёзы седой головы.

О тайнах ли сердца волшебно звучит он?

Проникнут любовью и негой пропитан, —

К воспетой красе он отважно летит

Полётом незримого мощного духа

И крадется змеем к святилищу слуха,

Где локон её, извиваясь, дрожит;

Он тут, он ей в грудь залегает глубоко,

И нежные перси тайком шевелит,

А бедный поэт, отчуждённый, далёко,

В толпе незаметный, печальный стоит.

И вот – на уста светлоокой царицы

Стих пламенный принят с бездушной страницы;

Он ею пропитан, и вновь, и опять,

И сердце в ней ходит с утроенным стуком,

И снова живым, гармоническим звукам

Дозволено эти уста целовать.

Потом эти звуки, с участьем, с любовью,

Прелестная шепчет, склонясь к изголовью…

Уснула… уста не сомкнулись… на них

Под тайной завесой, в роскошном затишьи,

Перерванный сном на крутом полустишьи,

Уснул в