подсказали мне этот адрес. Они поведали ему о человеке, который торгует воспоминаниями, продает прошлое, тайно, как другие занимаются контрабандой кокаина. Феликс посмотрел на него с недоверием. Все непривычное его раздражало — учтивые и одновременно властные манеры, ирония в речах, старомодные усы. Он сел в великолепное плетеное кресло в противоположном конце гостиной, словно боясь заразиться вежливостью незнакомца.

— Можно узнать, кто вы такой?

На этот раз он также не получил ответа. Иностранец попросил разрешения закурить. Достал из кармана пиджака серебряный портсигар, открыл и свернул сигарету. Его взгляд рассеянно перескакивал то на то, то на другое, словно курица, роющаяся в пыли. Выпустил облако дыма, и оно его окутало. Неожиданно сверкнул улыбкой:

— Но скажите, дорогой, кто ваши клиенты?

Феликс Вентура сдался. К нему обращаются, объяснил он, разные люди, новая буржуазия. Предприниматели, министры, плантаторы, торговцы алмазами, генералы, в общем, люди с обеспеченным будущим. Этим людям не хватает приличного прошлого, родовитых предков, пергаментов. Одним словом, имени, которое свидетельствовало бы о благородстве происхождения и воспитании. Он продает им совершенно новое прошлое. Вычерчивает генеалогическое дерево. Прилагает к этому фотографии дедов и прадедов, персон по виду утонченных, дам прежних времен. Предпринимателям, министрам угодно, чтобы вот эти особы, продолжал он, указывая на портреты на стене: старые женщины в типичных одеяниях, настоящие бессангана^[8], — оказались их тетками; они желали бы, чтобы у деда были благородные манеры, как у какого-нибудь Машаду ди Асиза^[9] Круза и Соузы^[10], Александра Дюма, — извольте, он продает им сию наивную мечту.

— Отлично, отлично. — Иностранец пригладил усы. — Именно так мне и сказали. Я нуждаюсь в ваших услугах. Боюсь, правда, это доставит вам немало хлопот.

— Труд освобождает^[11], — пробормотал Феликс. Он изрек это, должно быть, желая прощупать, выяснить личность незнакомца; впрочем, если такова была его цель, то попытка провалилась, поскольку тот лишь согласно кивнул головой. Альбинос поднялся и исчез в направлении кухни. Затем вернулся, держа обеими руками бутылку хорошего португальского красного вина. Показал ее иностранцу. Предложил ему бокал. Спросил:

— Можно узнать ваше имя?

Незнакомец исследовал вино, поднеся его к лампе. Опустил веки и неспешно выпил, сосредоточенный, счастливый, словно меломан, следящий за переливами какой-нибудь фуги Баха. Поставил бокал на небольшой столик из красного дерева со стеклянной столешницей, прямо перед собой; наконец выпрямился и ответил:

— У меня было много имен, но я хочу их все забыть. Предпочитаю, чтобы меня окрестили вы.

Феликс настаивал. Ему необходимо знать, как минимум, род занятий клиентов. Иностранец вскинул правую руку — длинную, с длинными костлявыми пальцами, — в знак слабого протеста. Затем опустил ее и вздохнул:

— Вы правы. Я репортер-фотограф. Запечатлеваю ужасы войн, голода и его призраков, природных бедствий, крупных катастроф. Можете считать меня очевидцем.

Он объяснил, что намерен осесть в стране. Хочет обрести не только пристойное прошлое, не только большое семейство, с дядьями и тетками, кузенами и кузинами, племянниками и племянницами, дедушками и бабушками, включая двух-трех бессангана, — хотя все они уже, естественно, в мире ином или в эмиграции, — не только портреты и рассказы. Ему требуется новое имя и ангольские документы — подлинные, которые бы засвидетельствовали его личность. Альбинос выслушал его с ужасом:

— Нет! — только и смог он выговорить. И помолчав, добавил: — Этим я не занимаюсь. Я фабрикую мечты, я не фальсификатор… Кроме того, извините за прямоту, было бы затруднительно придумать вам африканскую родословную.

— Вот те на! Это еще почему?!

— Ну… вы же белый!

— И что с того? Вы еще белее, чем я!

— Я — белый?! — Альбинос аж задохнулся. Вынул из кармана платок и отер лоб: — Нет-нет! Я негр. Чистокровный негр. Я коренной житель. Вы что, не видите, что я негр?

Тут уж я, все это время сидевший на своем обычном месте, на окне, не выдержал и прыснул. Иностранец вскинулся, словно принюхиваясь. Напрягся, насторожился:

— Вы слышали? Кто это хихикнул?

— Никто, — ответил альбинос и показал на меня. — Это геккон.

Посетитель встал. Я видел, как он приближается, и почувствовал, как меня буравят его глаза. Он словно уперся взглядом мне в душу (в мою прежнюю душу). Молча озадаченно покачал головой.

— Знаете, что это такое?

— Что?!

— Это действительно геккон, но очень редкого вида. Видите полоски? Это геккон-тигр или тигровый геккон, животное боязливое, пока еще плохо изученное. Первые экземпляры были обнаружены лет шесть назад в Намибии. Считается, что они могут прожить два десятилетия, может, и больше. Смех впечатляет. Вы не находите, что он похож на человеческий?

Феликс согласился. Да, он вначале тоже смутился. Затем заглянул в кое-какие книги о рептилиях — нашел их тут же, в доме, у него книги обо всем, целые тысячи, достались ему от приемного отца, букиниста, сменившего Луанду на Лиссабон через несколько месяцев после независимости, — и выяснил, что некоторые виды могут издавать громкие звуки наподобие хохота. Они достаточно долго говорили обо мне, отчего мне стало не по себе, потому что меня для них словно там и не было. В то же время я чувствовал, что они говорят не обо мне, а о постороннем существе с не очень понятной биологической аномалией. Люди пребывают практически в полном неведении в отношении мелких существ, с которыми делят кров. Крыс, летучих мышей, тараканов, муравьев, клещей, блох, мух, комаров, пауков, червей, моли, термитов, клопов, рисовых жучков, улиток, жуков. Я решил, что будет лучше позаботиться о себе. В этот час комната альбиноса заполнилась комарами, а я начал испытывать голод. Иностранец поднялся, подошел к стулу, на котором он оставил портфель, открыл его и вынул оттуда толстый конверт. Вручил его Феликсу, попрощался и направился к двери. Он сам ее открыл. Кивнул головой и исчез.

Корабль, полный голосов

Пять тысяч долларов крупными банкнотами.

Феликс Вентура быстрым, нервным движением надорвал конверт, и банкноты разлетелись, словно зеленые бабочки, выпорхнули на мгновение в ночной воздух, а затем рассыпались по полу, по книгам, по стульям и по диванам. Альбинос приуныл. Открыл дверь, намереваясь пуститься вдогонку иностранцу, но в ночи — огромной, недвижной — никого не было.

— Ты это видел?! — Он обращался ко мне. — И что же мне теперь делать?

Собрал одну за