Что-то словно сжимало горло, мешая говорить. Неожиданно Айдан почувствовал холод. — Скажите мне, почему это произошло?

Он не ждал, что она ответит. Ее лицо не выражало ничего.

И с этого круглого плоского лица на него неотрывно смотрели прекрасные глаза. И взгляд их был жестким. Такие взгляды ему доводилось видеть поверх обнаженной стали, и за столом переговоров, и при королевских дворах. В конце концов, это был всего лишь человеческий взгляд. А взгляд самого Айдана не был человеческим.

— Расскажите мне, — повторил он.

— Это произошло не из-за его собственных деяний. — Она не заламывала руки, как делала бы слабая женщина. Ее руки были сжаты в кулаки и лежали на коленях; она рассматривала их, словно завороженная. — Рассказывал ли он вам все о том, кто я такая? Отекур из Аква Белла, да. Баронесса, рожденная в Заморских Землях. Но рожденная еще и по ту сторону стены. Моя мать происходила из Дома Ибрагима. На Западе это ничто: клан торговцев, и кроме того — неверных. Но в Алеппо это однозначно говорит о высоком происхождении. В этих королевствах наживы моя мать была принцессой, дочерью королевы. Дом Ибрагима известен повсюду, куда доходят караваны, у него имеются родичи, слуги и союзники везде — от Лондона до Самарканда, от Генуи до Византия, от Руси до Нубии. Шелковые пути, пути пряностей, пути золота, соли и пушнины — Дом Ибрагима властвует над всем. А власть порождает зависть — вы, как сын короля, знаете это. Дети Дома во все времена предпринимали далекие путешествия для заключения союзов, и порою жертвовали Верой Пророка во имя интересов Дома, так же, как когда-то давно пожертвовали верой Моисея. Так поступила моя мать. Я была ее единственным ребенком. Она воспитывала меня в обычаях двух миров, и мой отец не препятствовал ей. Он был странным человеком, мой отец. Он был намного старше своей супруги, на первый взгляд — неотесанный солдат, ветеран многих сражений. И к тому же он был монахом. И даже не монахом воинствующего ордена — нет, монахом святого Клюньяка, отшельником-аскетом. Никто из нас не знал, почему он покинул монастырь; он пошел в крестовый поход, служил королю Иерусалима, завоевал себе поместье и взял жену из Дома Ибрагима. Люди говорили, что он стал неверным. Но я думаю, что он попросту всегда оставался в душе мирским человеком. — Маргарет посмотрела на гостя, пришельца с неведомого Запада, и с силой встряхнула головой, словно пытаясь привести в порядок мысли. Когда она заговорила вновь, казалось, что она ведет речь уже о чем-то совершенно ином: — Что вы знаете о гашишинах?

Это слово она произнесла спокойно, без малейшего признака страха и ненависти, которые всегда вкладывались в него. Так, как будто это слово было обычным именем.

В этом было нечто превыше презрения. Айдан высказал все, что смог припомнить:

— Они — ассасины-убийцы. Безумцы, опоенные наркотиками либо одержимые, обученные убивать чрезвычайно быстро и бесшумно. Они верят, что убийствами прокладывают себе дорогу в рай. Они повинуются безумному владыке или владыкам. Кое-кто сомневается, что они вообще люди.

— Они — просто люди, — сказала Маргарет с едва уловимым оттенком иронии. — Они схизматики, еретики, как назвали бы их христиане, фанатичные последователи того, кого они именуют Погибшим Имамом. Сердце этой секты, центр ее — Алух Амут, Аламут, Орлиное Гнездо в Персии. Но сила ассасинов распространяется на все земли ислама. Они очень сильны в Алеппо, где находится Дом Ибрагима. А сильнее всего они в Масиафе, в Сирии. Эту крепость называют даже Малым Аламутом, или просто Аламутом.

Их вера довольно примитивна. Они ожидают, что вернется их Имам, погибший много лет назад. Их жизнь подчинена строжайшим обычаям. Все прочие религии ложны, и последователи ложных религий для ассасинов являются жертвами. Они выражают свою волю посредством террора; они и вправду считают убийство дорогой к спасению. Они убивают калифов и султанов, владык исламского и христианского мира, священников, мулл и отшельников: любых, кто помешает им или окажется неугоден их повелителю.

Величайшим из их вождей в Сирии является владыка Масиафа. Его имя Синан. Синан ибн Салман ибн Мухаммад, именующий себя Рашид аль-Дин. Остальные называют его Шейх аль-Джабал, Горный Старец. Он провозглашает верность владыке Аламута, но ни для кого не секрет, что прежде всего он служит себе самому. Ассасины Сирии изрекают лживые уверения в верности Аламуту и исполняют повеления Масиафа. В Алеппо они даже не удосуживаются кланяться Аламуту.

— Вы знаете, что такое власть, — продолжала Маргарет. — Не особо сладкое зелье, но его никогда не бывает достаточно. Синан отдает приказы всей своей секте, и таким образом диктует свою волю большей части Сирии и Заморских Земель. Но «большая часть» — это не «все». Он желает большего. Для того, чтобы добиться этого, ему нужно иметь глаза и уши в каждом городе; ему нужны союзники, слуги, рабы. Он считает, — сказала Маргарет, — что ему нужен Дом Ибрагима.

Пока Маргарет говорила, Айдан вскочил с кресла и стал расхаживать туда-сюда. Таково было его обыкновение. Он мог, конечно, сидеть спокойно, если это требовалось, но неподвижность мешала ему думать. Он повернулся на пятках и посмотрел на леди, выжидая.

Она слабо улыбнулась воспоминаниям. Герейнт предупреждал ее: «Он не может долго сидеть, кроме как в седле. Он ничего не может с собой поделать. Он был рожден непоседой. Ошибка Господа Бога. Все спокойствие досталось его брату, а ему самому досталось пламя духа.»

— Это не совсем верно, — сказал Айдан. Внезапно на его лице появилась усмешка. — Но верно в достаточной степени. — Он склонил голову. — Синану нужна шпионская сеть. Это я могу понять. Но почему именно семья вашей матери?

— Это самый могущественный клан, — ответила Маргарет. — И у него есть то, чего желает Синан. — Она встретилась взглядом с Айданом. Глаза его были серыми, как море, она знала это еще по рассказам Герейнта. Такие же глаза, как были у него: северное море, северные камни. Этот цвет напоминал ей закаленную сталь. Когда Айдан пошевелился, в глазах Маргарет, зеленых, как у кошки, мелькнуло отчуждение.

— Когда Герейнт приехал сюда, я была вдовой, — сказала она, — госпожой и правительницей этих земель, с двумя маленькими детьми. Меня защищало достаточное количество людей, и Аква Белла был моим по праву. Мой муж был вассалом принца Антиохии; другие его сыновья, помимо Тибо, унаследовали его земли. Для меня это не имело значения. У меня был Аква Белла. И положение в Доме Ибрагима. Синан обратился ко мне. Ко мне, а не к одному из моих кузенов, потому что я принадлежу и к народу франков, и к сарацинам. Моя