- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (18) »
— Нина Петровна!
— Кто там? Заходите! — раздался бас из глубины квартиры.
Ёжа, Ташка и Боб по очереди протиснулись в небольшую щель.
Посередине коридора стоял огромный заплесневелый комод. На нём громоздились коробки. За коробками виднелся лабиринт книжных полок. Сверху свисал велосипед. Под потолком торчали оленьи рога.
— Давайте сюда! — опять донеслось откуда-то.
Узенькая дорожка, по которой можно было пройти только по одному, вела сквозь залежи вещей в глубь квартиры.
— Обычно ко мне приходят либо газ проверять, либо подписи собирать, так что я делаю вид, что меня нет дома. Ну-ну. Зачем пришли?
Гостиная тоже была вся заставлена. В центре комнаты щерил жёлтые зубы рояль. Из-за рояля торчала огромная голова Нины Петровны, с причёской, похожей на гнездо. На шкафу сидела серая сова и не мигая смотрела на Боба огромными жёлтыми глазами.
Гости потоптались в растерянности.
— Нина Петровна, скажите, пожалуйста, а велосипед ваш? — начал Ёжа светскую беседу.
— А чей же ещё?
— И вы умеете кататься?
— Естественно.
— И я! — сообщил Ёжа. — Только у меня велосипед сломан.
— Ну-ну!
Помолчали.
— Нина Петровна, мы по делу, — сказала Ташка.
— Ну-ну, — вновь зазвучала Нина Петровна. — Давайте я вам на рояле сыграю.
— «Марсельезу»? — предположила Ташка (ей давно хотелось проверить, помнит ли Нина Петровна захват Москвы французами).
— А хоть и «Марсельезу».
— Какие у нас могут быть дела?
— Вы не хотите взять собачку?
— Бесплатно, — поспешно добавила Ташка. — Она будет вас охранять.
— Ну-ну, — Нина Петровна усмехнулась. — А кто будет охранять собачку?
Ташка и Ёжа не знали ответа на этот вопрос.
— Блохастая небось? — спросила Нина Петровна, пристально посмотрев на Боба.
Боб попятился и спрятался за Ёжины ноги.
— В какой подворотне подобрали?
— Да что вы, Нина Петровна. Это собака породистая. Вы с ней на выставках прославитесь.
— Мне только по выставкам ходить. Ну-ну.
— Можно и без выставок, — поспешил заверить Ёжа.
— А собачка ко мне хочет?
— Конечно, хочет, — сказал Ёжа, подпихивая Боба вперёд.
И тут Боб дёрнул к выходу.
— Осторожно! — крикнула Нина Петровна.
Но было поздно: Боб шарахнулся под ноги Ташке, Ташка села на стопку бумаг, стопка поехала, за ней закачалась соседняя, за соседней следующая, и всё это вместе с Ташкой вывалилось в коридор. В довершение со шкафа свалилась сова.
Ёжа пытался хоть что-нибудь поймать, но не получилось.
— Извините, — говорил Ёжа, пятясь к выходу. — Сейчас он вернётся. Отличный пёс, только немного стесняется.
— Ну-ну, — донеслось им вслед.
Боб сидел у подъезда и мелко-мелко дрожал. — Зря ты дал дёру, она уже почти согласилась. — Ёжа даже плюнул от досады. — Она натравила на меня сову, — пожаловался Боб. — Это было чучело, а не сова. Ты же его и свалил. Пойдём, я тебя хоть покормлю.
Когда пришла мама, Боб лежал возле двери. Он так объелся, что не мог двинуться с места. — Опять! — сказала Ёжина мама. Боб и ухом не повёл. — Пёс, давай договоримся: ты сейчас поешь и пойдёшь, — обратилась мама к собаке. Боб с тоской смотрел мимо. А Ёжина мама приговаривала: — Прости, пёс, что мой сын тебя обнадёжил. Мы не можем позволить себе завести собаку. — Мам, он будет охранять дом. Мы всё-таки на первом этаже живём. К нам любой залезть может. — Полезут они сюда! Что им здесь делать? — мама чувствовала, что от этого пса Ёжа уже не откажется. Поэтому решила говорить прямо с собакой. — Не сердись, пёс, но охранять у нас нечего. Вот тебе две котлеты, будешь? Странно, он совсем не интересуется котлетами. — Потому что его интересую только я. — Что ж, пёс, если ты не хочешь есть, тогда… тогда уходи! — и Ёжина мама распахнула входную дверь. — Приходи, может быть, завтра, я тебя ещё покормлю. А лучше послезавтра. Боб по-прежнему лежал и грустно смотрел вдаль. — Он глухой! — испугалась мама. — И что? — Как же он дом будет охранять — даже не услышит, как воры залезут. — Наоборот. Воры залезут, и тут он их заметит и как наскочит! Исподтишка. Это раз… Мама, мы последние в доме, у кого нет ни собаки, ни кошки. Это два. Мам, мы его оставим! Я так решил! Это три! — Была бы хоть собака нормальная, породистая… — Нормальную собаку и другие люди возьмут. — Глухой, кому он нужен? — Мне! Ты понимаешь? Только мне!
Боба оставили до утра. А потом до вечера. А потом ещё до утра. А потом… — Чем его лучше кормить? — спросила Ёжина мама. — Лучше мясом! Я — хищник, — ответил Боб.
Ташка и Монах лежали на подоконнике и высматривали папу. — Эй, куда опять потащился? — донеслось с балкона этажом выше. Это Нина Петровна приветствовала соседа Михалыча. Михалыч играет в переходе на аккордеоне. Мама говорит, что он пьёт и потому играет в переходе. Папа говорит, что он играет в переходе и потому пьёт. А Ташке всё равно, потому что в переходе эхо. — Опять в свой переход на гармошке пиликать? — Нина Петровна сверху. — Да, мой генерал! — Михалыч, похоже, был сегодня пьяненький. — Ну-ну! У Ташки зазвонил телефон. — Мама дома? — это был папа. — Передай, что я задержусь, сдаю номер. — Ты же обещал прийти пораньше! — Сегодня никак. Извини. И повесил трубку. — Дети, лишённые родительской опеки, быстро попадают под дурное влияние, начинают пить, курить и ругаться, — заметил Монах. Ташка набрала папин номер. — Папа! — Мне некогда. — Папа, если ты не приедешь, я начну пить, курить и ругаться. — И правильно! Целую! — ответил папа и опять повесил трубку. — А мне что прикажете делать? — всплеснула руками мама. — У меня спектакль! С кем я ребёнка оставлю?! — Ребёнок — это я, — уточнила Ташка. — Ты! И тебе уже не три года. Придётся тебе самой. Попрошу, чтобы Нина Петровна зашла тебя проведать. — Только не Нина Петровна. — Почему? — Лучше возьми меня с собой в театр. — Куда я тебя дену в театре? Взрослый спектакль, поздно кончится. — Ну и что? — Ну и вот. В девять ты должна быть в постели. Обещаешь? — А я могу не обещать? — Нет! — и мама побежала собираться. — Мам, я начну пить, курить и ругаться.1 2 3 4 5 . . . последняя (18) »
Алон анфан де ла Патри
Ле жур де глоар ет ариве…
Боб сидел у подъезда и мелко-мелко дрожал. — Зря ты дал дёру, она уже почти согласилась. — Ёжа даже плюнул от досады. — Она натравила на меня сову, — пожаловался Боб. — Это было чучело, а не сова. Ты же его и свалил. Пойдём, я тебя хоть покормлю.
Когда пришла мама, Боб лежал возле двери. Он так объелся, что не мог двинуться с места. — Опять! — сказала Ёжина мама. Боб и ухом не повёл. — Пёс, давай договоримся: ты сейчас поешь и пойдёшь, — обратилась мама к собаке. Боб с тоской смотрел мимо. А Ёжина мама приговаривала: — Прости, пёс, что мой сын тебя обнадёжил. Мы не можем позволить себе завести собаку. — Мам, он будет охранять дом. Мы всё-таки на первом этаже живём. К нам любой залезть может. — Полезут они сюда! Что им здесь делать? — мама чувствовала, что от этого пса Ёжа уже не откажется. Поэтому решила говорить прямо с собакой. — Не сердись, пёс, но охранять у нас нечего. Вот тебе две котлеты, будешь? Странно, он совсем не интересуется котлетами. — Потому что его интересую только я. — Что ж, пёс, если ты не хочешь есть, тогда… тогда уходи! — и Ёжина мама распахнула входную дверь. — Приходи, может быть, завтра, я тебя ещё покормлю. А лучше послезавтра. Боб по-прежнему лежал и грустно смотрел вдаль. — Он глухой! — испугалась мама. — И что? — Как же он дом будет охранять — даже не услышит, как воры залезут. — Наоборот. Воры залезут, и тут он их заметит и как наскочит! Исподтишка. Это раз… Мама, мы последние в доме, у кого нет ни собаки, ни кошки. Это два. Мам, мы его оставим! Я так решил! Это три! — Была бы хоть собака нормальная, породистая… — Нормальную собаку и другие люди возьмут. — Глухой, кому он нужен? — Мне! Ты понимаешь? Только мне!
Боба оставили до утра. А потом до вечера. А потом ещё до утра. А потом… — Чем его лучше кормить? — спросила Ёжина мама. — Лучше мясом! Я — хищник, — ответил Боб.
Когда родителям некогда
Ташка и Монах лежали на подоконнике и высматривали папу. — Эй, куда опять потащился? — донеслось с балкона этажом выше. Это Нина Петровна приветствовала соседа Михалыча. Михалыч играет в переходе на аккордеоне. Мама говорит, что он пьёт и потому играет в переходе. Папа говорит, что он играет в переходе и потому пьёт. А Ташке всё равно, потому что в переходе эхо. — Опять в свой переход на гармошке пиликать? — Нина Петровна сверху. — Да, мой генерал! — Михалыч, похоже, был сегодня пьяненький. — Ну-ну! У Ташки зазвонил телефон. — Мама дома? — это был папа. — Передай, что я задержусь, сдаю номер. — Ты же обещал прийти пораньше! — Сегодня никак. Извини. И повесил трубку. — Дети, лишённые родительской опеки, быстро попадают под дурное влияние, начинают пить, курить и ругаться, — заметил Монах. Ташка набрала папин номер. — Папа! — Мне некогда. — Папа, если ты не приедешь, я начну пить, курить и ругаться. — И правильно! Целую! — ответил папа и опять повесил трубку. — А мне что прикажете делать? — всплеснула руками мама. — У меня спектакль! С кем я ребёнка оставлю?! — Ребёнок — это я, — уточнила Ташка. — Ты! И тебе уже не три года. Придётся тебе самой. Попрошу, чтобы Нина Петровна зашла тебя проведать. — Только не Нина Петровна. — Почему? — Лучше возьми меня с собой в театр. — Куда я тебя дену в театре? Взрослый спектакль, поздно кончится. — Ну и что? — Ну и вот. В девять ты должна быть в постели. Обещаешь? — А я могу не обещать? — Нет! — и мама побежала собираться. — Мам, я начну пить, курить и ругаться.