- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (41) »
подозрительных.
— Что у вас в узле, гражданин? Следуйте за нами в комендатуру.
На железнодорожных путях отцепили вагон. На вагоне надпись: «Осторожно, снаряды». Открыли — мука. Сопровождающих — в трибунал, там разберутся.
Уже поздний час. Тяжёлые тучи спустились над городом. В окнах редко где светит огонёк.
Бывшие владельцы богатых квартир проводят тревожные вечера в комнатах, окна которых глядят во двор: так безопаснее. Парадные двери в таких квартирах заперты на все замки, жильцы ходят через чёрный ход.
Когда раздаётся звонок, идут открывать с опаской — вдруг опять с обыском?..
Только к ночи добрались шарманщики до своего ночлега. Хозяева уже спали. В темноте дед нащупал щеколду и, стараясь не скрипеть, отворил двери сарая. Не раздеваясь, Тимошка забрался на жёсткую холодную постель, отполз к стене и, положив голову на подушку, будто провалился. Он не слыхал, как дед, ворча и кашляя, укрывал его потеплее. Как попугай Ахилл, усаживаясь на свой нашест, гортанно выговаривал: «Хорош, Шарлотта, виноград! Хорош, Шарлотта, виноград!» Чиркая отсыревшими спичками, старый шарманщик зажёг свечу. При свете огарка он оглядел своё жилище. — Ротшильд распорядился бы затопить камин, — сказал старик. — Но слава богу, что есть хотя бы такая крыша. Трудно было найти в Питере охотников, кто бы в такое тревожное время пустил к себе квартирантов, да ещё с шарманкой. — Всё-таки на свете есть бог, который видит всё, — сказал дед, когда в одном из домов на заводской окраине хозяева согласились на лето пустить их в сарай. — Живите, — сказал хозяин. — Не на улице же вам ночевать. — Я буду аккуратно платить, — пообещал дед. — Об этом с хозяйкой говорите, — сказал хозяин, открывая дверь сарая. Он только попросил: — Вот здесь в углу кадка, лопаты, пусть так и стоят. Вам они не помешают. — Конечно, не помешают, — согласился дед. Из досок в другом углу сарая хозяин с сыном сколотили шарманщикам нары, и дед окрестил сарай «особняком». Хозяйка первое время присматривала за шарманщиками, но, убедившись, что жильцы не нарушают её порядков, стала с ними приветливой. — Что делать? Старый человек с мальчонкой. Сердце моё не выдержало, — объясняла она соседкам. — А так зачем нам жильцы? В жизни у меня их не было. Хозяин редко бывает дома. Он и его сын работают на заводе. Завод — рядом; лязг и грохот слышны на маленьком дворике. А нежная листва на тополе, который растёт перед домом, когда ветер дует с заводской стороны, покрывается копотью.
* * *
Левой! Левой! — шагает патруль по улице. — Теперь, Репкин, куда? — Теперь? — Матрос Репкин сдвигает бескозырку. — Теперь зайдём, ребята, ещё по одному адресу. Преодолевая усталость, патрульные равняют шаг. Чего только матрос Репкин на своём веку не видал, а не идёт у него из головы мальчишка-шарманщик! Будь она трижды проклята, жизнь с такой детской долей!.. — Ты чего? — спрашивает его товарищ, который шагает рядом. — Да так, — отвечает Репкин. — Зябко… Перёд Репкиным маячит жалкое Тимошкино лицо, а рядом, на полу трактира, — мешок с хлебом. Мягкий, душистый хлеб, испечённый в жаркой русской печи… — Ну погоди! Ну погоди! — повторяет Репкин, шагая впереди своего отряда навстречу колючему ветру. Уж если он задержит мешочника — пощады тому не будет!* * *
В штабе, в Смольном, идёт заседание народных комиссаров. Заседание ведёт Ленин. Положение чрезвычайно тяжёлое: хлеба в городе — на два дня, топлива — на один. — Необходимо принять самые крайние революционные меры, — говорит Владимир Ильич. К Смольному подходят всё новые и новые отряды. Они будут вести беспощадную борьбу с голодом. У входа в Смольный стоит пулемёт. Часовые закоченели, притопывают. — Вы к кому? Предъявите пропуск! Кого только здесь не увидишь! И всё идут и идут — солдаты, рабочие, печатник из типографии… Вот в чёрной крылатке учёный из Пулкова, из обсерватории. — Кому мы подчиняемся, в конце концов? — возмущается учёный. — Вы совершаете революцию, а в Галактике свои законы, свои катастрофы! Наука не имеет права терять нить наблюдений ни при каких обстоятельствах! Учёных надо кормить. — Тогда идите к Луначарскому, — советует часовой учёному. — Он поможет…* * *
В ограде перед Смольным горят костры. В отсвете пламени, поблёскивая штыками, греются бойцы чрезвычайных отрядов. «Становись! Становись!» — слышится команда. Одни уходят, другие только что вернулись с задания. Протянув озябшие руки к огню, матрос Репкин ведёт разговор с раненым солдатом. Шинель на солдате от сырости покоробилась, лицо заросло щетинистой бородой, всё имущество — в котомке. — Скажи ты мне, — говорит солдат, — кто же теперь дела решает? — Народные комиссары, — отвечает Репкин. — А Ленин? — Ленин и есть народный! Не разбираешься? Оглядывая своего собеседника, солдат говорит с обидой: — Разбираюсь! Чего бы я здесь мотался? Я бы давно в своей губернии был, если бы не разбирался… Три года провоевал. Можно бы и отдохнуть. Да вот решил помочь революции… Глядя на освещённые окна, солдат не унимается: — А где же они заседают, народные? Репкин показывает солдату, отсчитывая от угла дома шестое окно. — Гляди, борода, там и заседают! — Репкин! Репкин! — раздаётся громкий голос. — Здесь! — отвечает Репкин, и, прервав беседу, матрос Репкин идёт получать боевое задание. Теперь в отряде у Репкина пятеро, пятый — солдат с котомкой. Левой! Левой! — шагает патруль по улицам. В городе война!Особняк во дворе
Только к ночи добрались шарманщики до своего ночлега. Хозяева уже спали. В темноте дед нащупал щеколду и, стараясь не скрипеть, отворил двери сарая. Не раздеваясь, Тимошка забрался на жёсткую холодную постель, отполз к стене и, положив голову на подушку, будто провалился. Он не слыхал, как дед, ворча и кашляя, укрывал его потеплее. Как попугай Ахилл, усаживаясь на свой нашест, гортанно выговаривал: «Хорош, Шарлотта, виноград! Хорош, Шарлотта, виноград!» Чиркая отсыревшими спичками, старый шарманщик зажёг свечу. При свете огарка он оглядел своё жилище. — Ротшильд распорядился бы затопить камин, — сказал старик. — Но слава богу, что есть хотя бы такая крыша. Трудно было найти в Питере охотников, кто бы в такое тревожное время пустил к себе квартирантов, да ещё с шарманкой. — Всё-таки на свете есть бог, который видит всё, — сказал дед, когда в одном из домов на заводской окраине хозяева согласились на лето пустить их в сарай. — Живите, — сказал хозяин. — Не на улице же вам ночевать. — Я буду аккуратно платить, — пообещал дед. — Об этом с хозяйкой говорите, — сказал хозяин, открывая дверь сарая. Он только попросил: — Вот здесь в углу кадка, лопаты, пусть так и стоят. Вам они не помешают. — Конечно, не помешают, — согласился дед. Из досок в другом углу сарая хозяин с сыном сколотили шарманщикам нары, и дед окрестил сарай «особняком». Хозяйка первое время присматривала за шарманщиками, но, убедившись, что жильцы не нарушают её порядков, стала с ними приветливой. — Что делать? Старый человек с мальчонкой. Сердце моё не выдержало, — объясняла она соседкам. — А так зачем нам жильцы? В жизни у меня их не было. Хозяин редко бывает дома. Он и его сын работают на заводе. Завод — рядом; лязг и грохот слышны на маленьком дворике. А нежная листва на тополе, который растёт перед домом, когда ветер дует с заводской стороны, покрывается копотью.
* * *
Весною шарманщики рядились жить в сарае лето. Лето прошло. С тополя стали падать чёрные увядшие листья, но в дорогу, как рассчитывал дед, они с Тимошкой так и не собрались. — Куда теперь ехать, когда рушится империя, — говорил дед. — Шагают то с ружьями, то с музыкой, и все за революцию, а кто именно за революцию — сразу не разберёшь. Один день тревожнее другого, и чем это всё кончится — пока неизвестно. В сарае сыро. В углу капает пробивший ветхую крышу дождь. «Может быть, действительно надо было перебраться в дом?» — подумал дед. Когда стало холодать, хозяйка предлагала не раз: «Переходите, Абрамович, в дом». Но дед отказывался: «Ещё не мороз. И зачем мы вас будем стеснять? Вы знаете, что такое ночевать с Ахиллом под одной крышей? Ему ночью придёт фантазия поговорить, и он разбудит всех без сожаления». Хозяйка дала шарманщикам старое лоскутное одеяло, и шарманщики- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (41) »