Николай Иванович Кочин Кулибин Жизнь замечательных людей Выпуск 7 [163] 1940

Вступление

В 1781 году будущий академик В. Ф. Зуев^[1] с научными целями путешествовал по России. Свои наблюдения он подробно изложил в книге «Путешественные записки от Санкт-Петербурга до Херсона».

В «Записках» и письмах в Петербургскую академию наук из Москвы, Калуги, Тулы, Курска, Полтавы ученый отмечает быт и нравы жителей, описывает природу, курганы, заводы и всякого рода достопримечательности. Интересны его встречи с безвестными изобретателями-самоучками, затерянными в глухой провинции того времени.

Тотчас же за Москвою Зуев встретил «ботаника»-самоучку Якима Андреева — деревенского мужика, «который всякие травы собирает, сушит и хранит у себя». Он поражал «памятью, с какою рассказывал имена премногих растений и слышанную им от разных людей силу и действие»^[2].

В Калуге путешественник познакомился с землемером Львовым, который сам составил карту своего участка. В Курске — с людьми, занимавшимися статистикой рождаемости, смертности и браков.

Вот что пишет Зуев в письме к академикам о Туле:

«В Туле, между многими безграмотными оружейными инвенторами^[3] попался мне один мастер Бобрин, который также писать не умеет и кроме Апокалипсиса^[4] в жизни своей не читывал, ныне трудится над деланием из стали беспрестанно движущегося перпетуум мобиле^[5]. Он же… выдумал еще другую такую же из стали машину, которою один человек, действуя, может одним приемом много сжать хлеба, сжатой тою же машиною в тот же прием собирать, и после или сам, остановив, из машины вынуть, или другого человека водить подле себя, который бы вынимал беспрестанно и складывал в сторону. Правда, сия машина показывает, что в мастере еще разума несколько осталось, однако, она не годится, кроме как в горнице или на ровнейшем поле, срезывает одни только колосья, а солому оставляет на корню более полуаршина»^[6].

Из Харькова он сообщал Эйлеру:

«Я видел здесь одного механика, г. Захаржевского, очень привязанного к своему искусству и хорошо работающего по части всякой механики, но не являющегося безграмотным инвентором. Он изготовляет астрономические телескопы в семь, восемь и десять футов, стекла которых еще не вполне чисты, хотя сделаны неплохо. Он имеет прекрасную электрическую машину, хорошо сработанную и очень сильную, если принять во внимание ее малые размеры, так как стекло ее имеет всего 6–7 дюймов в поперечнике; есть у него и пневматические машины и другие физические аппараты; он состоит здесь механиком мельниц».

Но интереснее всего сообщение Зуева о некоем Фалееве, который хотел сделать Днепр судоходным и был инициатором работ по уничтожению днепровских порогов. Историки эту мысль приписывали Потемкину. Зуев первый проект по этому вопросу относит к петровской эпохе. В екатерининское же время, как видно из свидетельства того же Зуева, идея уничтожения порогов принадлежала Фалееву, которого поддерживал Потемкин. В своих «Путешественных записках» Зуев подробно рассказывает о работах по проложению судоходного канала, начавшихся тогда на Днепре. Канал этот назвали «Новый ход» в отличие от старого «Казацкого хода», давно открытого казаками.

Вот что пишет Зуев:

«По всем опасным порогам срываются вихри торчащих над водою каменьев, просверливая оные и заряжая порохом посредством нарочно сделанных из жести длинных трубок. Труднейшая работа есть бурить камни под водою, и потому не без ужаса смотреть должно, как солдаты и работники по два человека, на плотике, зацепясь за камень, посреди толь сильной быстрины и шуму держатся, сидят, как чайки, и долбят в оной».

Самый страшный порог — Ненасытец — решено было обойти каналом, который в то время уже достиг ста семидесяти сажен в длину, шириною же был в десять сажен. И орудия, и «мастеровые люди» выписывались из Тулы. Общее число работающих доходило до трехсот человек. Работа эта осталась незавершенной, но надо отметить смелость самой попытки.

Большое количество изобретателей и естествоиспытателей-самородков, выходцев из народа, совершенно игнорировавшихся правительством и «высшим обществом», было характерно и для последующих десятилетий.

В 1815 году участник войн с Наполеоном, поэт и публицист Ф. Н. Глинка^[7], выпустил интересные путевые записки, составленные им во время служебных разъездов по российской провинции.

В этих записках, названных им «Письмами русского офицера», Глинка уделяет большое внимание многочисленным русским изобретателям-самоучкам, с которыми ему приходилось сталкиваться.

В Смоленске он встретил некоего Маслова, который «изобрел средство делать из песку и воды всякого вида камни, твердостью подобные кремню»^[8].

Осмотрев эти камни, Глинка убедился, что «точно такие же образуются сами собой в недрах земли».

Характерно, что Маслов раскрывал свой секрет всякому желающему, боясь, что изобретение погибнет вместе со смертью изобретателя.

В Ржеве Глинка задержался дольше и описал целую плеяду интересных изобретателей. Вот изобретатель мельницы без крыльев: «Она представляется снаружи в виде башни, замыкающей в себе быстрое движение простых, но прекрасных машин. Внизу сделаны отверстия, в которые заманивают ветер; в самом верху над куполом также несколько окон. Мельник открывает нижние окна в мельнице, где надобно, и ловит струю ветра, который, скользнув в нижние отверстия, становится, так сказать, пленником, и как будто негодуя на свою неосторожность, с поразительным свистом спешит освободиться через верхние отверстия. Сим-то стремительным порывом кружит он бесконечный или архимедов винт, к которому приспособлены особого рода паруса, полагающие преграду стесненному ветру. Вот таким образом приведенное в движение большое горизонтальное колесо касается к нескольким шестерням, и мельница, закрытая извне, мелет внутри на несколько поставов»^[9].

Глинка посетил изобретателя и был поражен еще больше: «Мы увидели у него собрание разных камней и окаменелостей, из которых любопытнейшими показались окаменелые кораллы и морские черви, найденные на берегах Волги. Сие заставляет думать, что и высокие окрестности Волги были некогда покрыты морем»^[10].

Этот же изобретатель был убежден, что придет время, когда люди будут летать: «И тут начался у нас разговор о летании. Многие испытывали подыматься в воздух,