отбираем у хозчасти и передаём канцелярии, экспедицию отбираем у канцелярии и передаём отделу корреспонденции…

— Пётр Филиппович, а где же общий отдел?

— Постой-постой, — нахмурил брови Груздев, — его действительно нет. Это Шалый с Малым ошиблись, когда чертили…

— И ещё: почему же координацию соединять с транспортизацией, когда мы только что их разъединили? Они ещё до сих пор столы делят…

— Ты прав, Чарушин, опять эти деятели напутали, стрелка не туда идёт. У меня не так было. Посмотри-ка в корзинке. Может, остался какой вариант… Нет? Чёрт знает что! Вечно эта уборщица всё выбрасывает. Чуть зазеваешься — и бумаги на помойке. А это же важные государственные документы.

Женщина с рыжим портфелем кашлянула и оказала:

— Мне товарища Груздева.

— Спокойно. Мы работаем, — ответил Груздев, но глядя в её сторону. — Ну ладно, Чарушин, бог с ним, с этим проектом. Уточним потом. А вообще есть у меня и другая задумка: вместо отделов создать группы. Группа инспекторов, группа инструкторов, группа экспедиторов, группа регистраторов, группа инкассаторов. Группа это оперативнее, чем отдел!

— Любите вы, Пётр Филиппович, мечтать, произнёс Чарушин с умилением.

— Люблю, старик, люблю, — согласился польщённый Груздев. — Представляешь, входишь в учреждение, а в нём одни инспекторы, инспекторы, инспекторы…

Собеседники умолкли. Груздев в сладкой задумчивости затянулся «Казбеком» и посмотрел в окно. Вдали была видна фабричная труба. Из трубы шёл дым.

У женщины с портфелем, видимо, лопнуло терпение. Она подошла к столу и сказала тоном, каким обычно предъявляют ультиматум:

— Товарищ Груздев, скажите, возьмёте вы у меня пакет или…

— Пакет? — удивился глава УКСУСа. — Какой пакет? Давайте, давайте. Вы бы так и сказали сразу…

— Лично вам, под расписку, — пояснила курьерша и выложила на стол розовый конверт с сургучными печатями и белой «сигнатуркой».

Груздев деловито расписался на «сигнатурке», оторвал её и передал курьерше. Потом достал из стола ножницы, осторожно срезал край пакета и…

Нет, этот момент нельзя описать. Его можно было запечатлеть только ускоренной киносъёмкой. Такая съёмка потом, при нормальном движении плёнки, «растягивает» секунду на минуту. Этим способом пользуются, например, чтобы показать, как проходила встреча чемпионов по боксу. Мастера кожаной перчатки наносят удары мгновенно, а на киноэкране они перемещаются как рыбы, еле двигая руками, словно плавниками. Зрители имеют возможность отметить все мельчайшие нюансы исторической схватки титанов ринга. При такой съёмке мы увидели бы, как Груздев оторвался от кресла и поплыл вверх, как зрачки его радостно расширились, а рот раскрылся. Эго был неповторимый миг восторга!

— Старик! — воскликнул Груздев, снова заняв место в кресле. — Нам разрешили юбилей! Вот выписка из постановления: «учитывая» и так далее, «принимая во внимание» и так далее, разрешить организации отметить двадцатипятилетний юбилей. «Провести собрание, премировать лучших сотрудников. Подлинное подписал Шилов. Верно: секретарь».

Чарушин застыл в торжественной позе, которую принимают при исполнении гимнов. И только очень не к месту выглядела белая нашлёпка на его щеке, прикрывающая то ли бритвенный порез, то ли фурункул.

Когда чтение постановления окончилось, Чарушин принял положение «вольно» и сказал:

— А Свинцовский сомневался.

— Да, да, — подтвердил Груздев. — Кстати, зови его.

Через несколько минут в кабинет, чуть согнувшись, чтобы не задеть головой о притолоку, вошёл Свинцовский.

— Есть кое-какие новости… — многозначительно начал Груздев. — Юбилей разрешили. Что вы скажете?

— Значит, так положено, — не моргнув ответил Свинцовский.

— А почему же вы не верили в то, что разрешат?

— Я думал, э-э-э, что не положено, исходя, так сказать, из некоторых постановлений…

Груздев довольно засмеялся — так, что от глаз остались одни щёлочки:

— Эх ты, «исходя»! Исходить надо из существующего положения. В общем, отпразднуем юбилей. Как говорится, прольём бальзам на раны! Ну, давай дуй за Гречишниковой. Местком должен это знать.

Гречишникова явилась не сразу. Только минут двадцать спустя она стремительно вбежала в кабинет.

— Ой, простите, зашилась. Дела, дела, дела! Работы, — невпроворот. К семинару готовлюсь, актив на носу!

— Ксения Петровна, разрешение есть! Давайте составим юбилейную комиссию!

Гречишникова ответила:

— Местком поддержит.

Прошло несколько минут — и весь УКСУС знал волнующую новость. Когда Свинцовский выходил из кабинета Груздева, в коридоре его ожидал счетовод Нолик:

— Можно вас спросить, товарищ Свинцовский?

— Ага!

— Правда, это самое?

— Эге!

— И даже решение?

— Угу.

— Значит, правильно? — обрадовался Нолик, но Свинцовский сдвинул брови:

— Я, собственно, не понимаю — вы о чём? Я вам ничего не сказал.

«Ага», «эге», «угу»! Нет, Свинцовский умеет хранить тайну. У него чёрта с два что-нибудь узнаешь: не положено.

Но УКСУС уже гудел, словно вокзал перед отправкой нескольких поездов. Как всё это произойдёт? Кому что дадут? Какие будут награды?… Нет, глупо брать сейчас отпуск. Надо оставаться на месте…

II. Пушки царя Гороха Хотите опрыскаться цветочным одеколоном? Теневая и Солнечная стороны Лесогорсха

Пока в УКСУСе идут разговоры о предстоящем юбилее, пока в горячих головах сотрудников зарождаются вероятные и невероятные предположения, нам самое время познакомиться с Лесогорском. Потом будет некогда.

Если вы, читатель, бывали в дальних городах Севера или Зауралья, то Лесогорск вы представите себе очень чётко.

В нём много бревенчатых домов с резными наличниками и много цветущей герани на подоконниках. Примостившись около цветочных горшков, блаженно дремлют на солнце пушистые лесогорские кошки.

Есть в городе краеведческий музеи — краснокирпичное здание с пузатыми колоннами, около которых стоят две мортиры. От них веет порохом древности. Вероятно, эти грозные орудия были сняты с вооружения ещё до того, как на трон торжественно взошёл широкоизвестный царь Горох.

Глядя на почтенную боевую технику и на амбразурные оконца здания музея, хочется петь хором:

Современный Лесогорск в краеведческом музее почему-то не представлен. Зато здесь бережно храпят бивни мамонта, череп