сентиментальная.
Все это время я ощущала легкую дрожь внутри, как будто от какого-то напряженного ожидания. Мне хотелось ходить по комнате, прикасаться к вещам, которые постоянно окружают его. И хотя мы успели так мало сказать друг другу, я чувствовала, насколько мы с ним уже близки.
Надевая шляпу перед зеркалом, я украдкой сорвала цветок комнатного растения и спрятала его в перчатку. Потом Отто вставил этот цветок в маленький золотой медальон, и этот день стал для нас как бы священным, мы стали отмечать его как праздник. Когда Отто подал мне жакет, у меня неожиданно возникло желание наклонить голову назад и прижаться шеей к его руке. И тут я осознала, что дальнейшее развитие наших отношений целиком зависит от меня. Меня охватила бурная, всепоглощающая радость оттого, что я могу сдержать себя – сегодня больше ничего не должно произойти.
Потом Отто пригласил меня к себе на день рождения. Было еще несколько гостей. Но я их не замечала. Я сидела у окна на складном стуле, Отто принес маленькую скамеечку и сел у моих ног, да так и просидел весь вечер: его лицо постоянно было внизу, рядом со мной. О чем мы говорили в тот вечер, ни он, ни я не помнили.
«Однако, Оули, – воскликнул Хенрик. – Мы тут хотим выпить за твое здоровье».
«О, да, конечно», – сказал Отто и подошел к столу. Я откинулась на спинку стула, как после долгого напряжения, и сразу не догадалась, что мне стоит подойти к столу и чокнуться со всеми.
Немного погодя Отто вновь сидел на маленькой скамеечке у моих ног. У меня было чувство, что воздух вокруг нас накален и трепещет, как вокруг пламени костра.
Уходя от Отто, мы договорились, что на другой день пойдем все вместе кататься на санях.
Отто хотел прокатить меня непременно по всем холмам. Я сидела на санях, глубоко погрузившись в собственные мысли и пристально вглядываясь в плечи Отто. «Какой он сильный», – думала я и ощущала прилив счастья внутри себя. Последние месяцы я, собственно говоря, жила в постоянном нервном напряжении, но только теперь по-настоящему поняла, как сильно люблю Отто, – это чувство переполняло меня, оно лишало меня сил, в нем одновременно уживались и страх, и робость, и гордость, и блаженство. В «избушке» было множество людей, воздух был насыщен табачным дымом и чадом из кухни, люди разговаривали так громко, как будто кругом были одни глухие, впрочем, все это, казалось, находится далеко от меня. Отто сидел напротив. На нем была нансеновская куртка, а под ней синяя фланелевая рубашка с мягким отложным воротником. Он выглядел разгоряченным, здесь и в самом деле было жарко. Я в смущении не осмеливалась взглянуть на его шею пониже кадыка, хотя меня так и тянуло это сделать. «За твое здоровье, Марта!» – произнесла одна из дам. «Ну что вы», – пролепетала я. Тут и меня бросило в жар. Когда мы вышли на свежий воздух, Отто заговорил каким-то странным глухим голосом, поскольку хранил молчание все это время: «Садитесь, я прокачу вас». Мы взобрались на вершину Фрогнерсетерена, и он сел за мной в санки. Я откинулась назад и прижалась к нему, чувствуя, что тем самым отдаю себя целиком и полностью в его власть. Со всей компанией мы распрощались на улице Спурьвей. «Я намерен проводит фрекен Беннеке домой», – сказал Отто. Он довез меня до входа в мой дом. Когда я поднялась с саней, оказалось, что я забыла ключ от входной двери. «А может быть, мой подойдет?» – спросил он срывающимся голосом и открыл уличную дверь. «Спокойной ночи!» «Спокойной ночи», – он зашел со мной в парадное. Здесь он неожиданно обнял и поцеловал меня. Меня еще никогда не целовал мужчина. И мне показалось, что я унеслась куда-то далеко-далеко. Войдя в свою комнату, я долго сидела на краю постели, не снимая промокшего лыжного костюма. Я была словно в состоянии опьянения, меня била дрожь, и я чувствовала, как прерывисто бьется мое сердце. Боже мой, какая я счастливая! Я проснулась, когда хозяйские часы пробили четыре. Раздеваясь, я почувствовала, что вся горю и мне страшно. Несколько раз я задавала себе вопрос, а что, если он не любит меня так, как я люблю его, что, если это просто порыв страсти? На миг в моем сознании возникали слова и мысли других людей, но тотчас мгновенно исчезали как не имеющие никакого значения, и счастье вновь опьяняло меня. На следующее утро, когда я шла по улице, держа под мышкой стопку учебников и тетрадей, на углу улицы я встретила Отто Оули. Он взял у меня из рук тетради и произнес: «А что, если бы ты стала моей возлюбленной, Марта?!» Я звонко рассмеялась: «И вправду, а что, если?..» Он признался мне, что очень долго думал, как именно сказать это мне: «Я так расстроился, когда, придя домой, понял, что так ничего и не сказал!» В тот же день в два часа мы снова встретились. Через день, прогуливаясь по Пилестреде, мы встретили Хенрика, и Отто буквально обрушился на него: «Поздравь нас, дружище!» Всякий день после окончания занятий в школе Отто провожал меня до дому, а вечером я заходила за ним в контору. Мы решили пожениться летом, во время школьных каникул. Отто зарабатывал восемьсот крон, а я намеревалась продолжать учительствовать и дальше. Все складывалось просто замечательно. Я была застигнута врасплох, со мной что-то происходило. Я не просто встретила Отто: в глубине моего существа забили какие-то новые родники. Я сидела и прислушивалась к этой новой музыке внутри себя; долгими вечерами, после того как мы пожелали друг другу «спокойной ночи», я просто сидела и слушала эти незнакомые мне звуки. То, что мы с Отто такие разные, казалось мне великим счастьем, и я пребывала в постоянном восторженном изумлении, что мы, столь несхожие, нашли друг друга в этом мире. Учительница рисования из моей школы была помолвлена с одним из моих сокурсников. Она приходила в мою меблированную комнату и буквально изводила меня своими разговорами о любви. «Это просто замечательно, когда у тебя есть человек, который до конца понимает тебя, с которым можно говорить обо всем, совершенно обо всем!» Вот они с женихом имеют обыкновение прогуливаться по Киркевейен и говорят при этом обо всем – абсолютно обо всем. «Ты знаешь, Марта, я считаю, что главное в любви – доверие, только тогда любовь можно назвать идеальной. К тому же если между любящими нет духовного общения, что же тогда им остается, скажи-ка мне на милость!» «L'amour sans phrase» [2], – произнесла я и с гордостью засмеялась. «Эта сторона любви просто-напросто мучение, это животные чувства, ты уж извини меня, Марта!» «Ах, оставь!» – смеялась я еще громче. «L'amour sans phrase», – все повторяла я, оставаясь наедине с собой. Любовь, любовь – ничего другого для меня тогда просто не существовало, это единственное, ради
Отто хотел прокатить меня непременно по всем холмам. Я сидела на санях, глубоко погрузившись в собственные мысли и пристально вглядываясь в плечи Отто. «Какой он сильный», – думала я и ощущала прилив счастья внутри себя. Последние месяцы я, собственно говоря, жила в постоянном нервном напряжении, но только теперь по-настоящему поняла, как сильно люблю Отто, – это чувство переполняло меня, оно лишало меня сил, в нем одновременно уживались и страх, и робость, и гордость, и блаженство. В «избушке» было множество людей, воздух был насыщен табачным дымом и чадом из кухни, люди разговаривали так громко, как будто кругом были одни глухие, впрочем, все это, казалось, находится далеко от меня. Отто сидел напротив. На нем была нансеновская куртка, а под ней синяя фланелевая рубашка с мягким отложным воротником. Он выглядел разгоряченным, здесь и в самом деле было жарко. Я в смущении не осмеливалась взглянуть на его шею пониже кадыка, хотя меня так и тянуло это сделать. «За твое здоровье, Марта!» – произнесла одна из дам. «Ну что вы», – пролепетала я. Тут и меня бросило в жар. Когда мы вышли на свежий воздух, Отто заговорил каким-то странным глухим голосом, поскольку хранил молчание все это время: «Садитесь, я прокачу вас». Мы взобрались на вершину Фрогнерсетерена, и он сел за мной в санки. Я откинулась назад и прижалась к нему, чувствуя, что тем самым отдаю себя целиком и полностью в его власть. Со всей компанией мы распрощались на улице Спурьвей. «Я намерен проводит фрекен Беннеке домой», – сказал Отто. Он довез меня до входа в мой дом. Когда я поднялась с саней, оказалось, что я забыла ключ от входной двери. «А может быть, мой подойдет?» – спросил он срывающимся голосом и открыл уличную дверь. «Спокойной ночи!» «Спокойной ночи», – он зашел со мной в парадное. Здесь он неожиданно обнял и поцеловал меня. Меня еще никогда не целовал мужчина. И мне показалось, что я унеслась куда-то далеко-далеко. Войдя в свою комнату, я долго сидела на краю постели, не снимая промокшего лыжного костюма. Я была словно в состоянии опьянения, меня била дрожь, и я чувствовала, как прерывисто бьется мое сердце. Боже мой, какая я счастливая! Я проснулась, когда хозяйские часы пробили четыре. Раздеваясь, я почувствовала, что вся горю и мне страшно. Несколько раз я задавала себе вопрос, а что, если он не любит меня так, как я люблю его, что, если это просто порыв страсти? На миг в моем сознании возникали слова и мысли других людей, но тотчас мгновенно исчезали как не имеющие никакого значения, и счастье вновь опьяняло меня. На следующее утро, когда я шла по улице, держа под мышкой стопку учебников и тетрадей, на углу улицы я встретила Отто Оули. Он взял у меня из рук тетради и произнес: «А что, если бы ты стала моей возлюбленной, Марта?!» Я звонко рассмеялась: «И вправду, а что, если?..» Он признался мне, что очень долго думал, как именно сказать это мне: «Я так расстроился, когда, придя домой, понял, что так ничего и не сказал!» В тот же день в два часа мы снова встретились. Через день, прогуливаясь по Пилестреде, мы встретили Хенрика, и Отто буквально обрушился на него: «Поздравь нас, дружище!» Всякий день после окончания занятий в школе Отто провожал меня до дому, а вечером я заходила за ним в контору. Мы решили пожениться летом, во время школьных каникул. Отто зарабатывал восемьсот крон, а я намеревалась продолжать учительствовать и дальше. Все складывалось просто замечательно. Я была застигнута врасплох, со мной что-то происходило. Я не просто встретила Отто: в глубине моего существа забили какие-то новые родники. Я сидела и прислушивалась к этой новой музыке внутри себя; долгими вечерами, после того как мы пожелали друг другу «спокойной ночи», я просто сидела и слушала эти незнакомые мне звуки. То, что мы с Отто такие разные, казалось мне великим счастьем, и я пребывала в постоянном восторженном изумлении, что мы, столь несхожие, нашли друг друга в этом мире. Учительница рисования из моей школы была помолвлена с одним из моих сокурсников. Она приходила в мою меблированную комнату и буквально изводила меня своими разговорами о любви. «Это просто замечательно, когда у тебя есть человек, который до конца понимает тебя, с которым можно говорить обо всем, совершенно обо всем!» Вот они с женихом имеют обыкновение прогуливаться по Киркевейен и говорят при этом обо всем – абсолютно обо всем. «Ты знаешь, Марта, я считаю, что главное в любви – доверие, только тогда любовь можно назвать идеальной. К тому же если между любящими нет духовного общения, что же тогда им остается, скажи-ка мне на милость!» «L'amour sans phrase» [2], – произнесла я и с гордостью засмеялась. «Эта сторона любви просто-напросто мучение, это животные чувства, ты уж извини меня, Марта!» «Ах, оставь!» – смеялась я еще громче. «L'amour sans phrase», – все повторяла я, оставаясь наедине с собой. Любовь, любовь – ничего другого для меня тогда просто не существовало, это единственное, ради