это делает его положение еще более тяжелым.

В отличие от П. Л. Лаврова, Н. К. Михайловского и других теоретиков народничества 70-х-80-х годов, а также таких народнических писателей-беллетристов, как Н. Н. Златовратский и др., Успенский сделал попытку в цикле "Власть земли" объяснить особенности крестьянской жизни и мировоззрения не свойствами "духа" русского крестьянина, не его общинными "идеалами", а объективными условиями земледельческого труда и быта. Однако материализм Успенского страдает недостатками, свойственными вообще метафизическому материализму. Успенский рассматривает труд крестьянина как извечный процесс взаимодействия между человеком и природой, отвлекаясь от его общественных условий. Он не понимает того, что особенности крестьянского труда определяются, в первую очередь, общественной формой этого труда, историческими, социальными закономерностями, а не влиянием неизменных законов природы. Противоречия мелкого крестьянского хозяйства в том виде, какой оно приобрело в пореформенной России, в условиях многочисленных крепостнических пережитков и усиливавшегося с каждым годом развития капитализма, Успенский пытался объяснить не этими историческими условиями, а "властью земли", процессом "вечной" борьбы крестьянина с природой.

С этим связана противоречивость идейной позиции Успенского, отразившейся в очерке "Власть земли". Успенский показал здесь ярко нарождение в деревне "деревенского пролетариата" (представителем которого является Иван Босых) и проанализировал многие из причин, способствовавших его появлению. Писатель трезво охарактеризовал индивидуализм мелкого крестьянина, его "фанатизм собственника" и предрассудки против общественного, коллективного труда. Он изобразил расслоение деревни и усиливающуюся борьбу между различными группами деревенского населения. Но вместе с тем Успенский не понимал неизбежности разложения крестьянства, — разложения, обусловленного процессом капиталистического развития. "Этот новорожденный пролетариат, — пишет Успенский, — решительно мог бы не существовать на нашей земле, если бы миллионы мероприятий, направленных в сторону народа, дорожили народным миросозерцанием…" Успенскому кажется, что обеспечение крестьян достаточным количеством земли, иная организация воинской повинности, школы и т. д. приостановили бы развитие капитализма и способствовали сохранению прежней "стройности" земледельческих идеалов. Он не понимал того, что наиболее глубокой основой капитализма было само мелкое крестьянское хозяйство.

Следствием непонимания Успенским мелкобуржуазной природы крестьянского хозяйства было двойственное отношение писателя к обрисованному им укладу крестьянской жизни, слагающейся под "властью земли". С одной стороны, Успенский не жалеет самых мрачных красок для изображения фаталистического преклонения мелкого крестьянина-земледельца перед стихийной властью природы, жестокости его "зоологической правды", низкой производительности крестьянского труда. "Вековечный труд — это и есть жизнь и интерес жизни, а результат — нуль", — пишет он, характеризуя этими горькими словами жизнь мелкого крестьянина. Но, с другой стороны, "власть земли" представляется Успенскому вечным условием народной жизни. Изображая разложение крестьянства, вызванной капиталистическим развитием, Успенский идеализирует тип крестьянина-земледельца, живущего при натуральном хозяйстве, и противопоставляет "стройность" его жизни и идеалов противоречиям, развивающимся "под ударом рубля". Эти взгляды Успенского сближали его с народничеством 80-х годов. В. И. Ленин писал, указывая на противоречия взглядов народников, что они "хотят именно сохранения "связи" крестьянина с землей, но не хотят крепостного права, которое одно только обеспечивало эту связь и которое было сломлено только товарным хозяйством и капитализмом, сделавшим эту связь невозможной" (Сочинения, т. 1, стр. 225).

В конце 1882 года очерки "Власть земли" были перепечатаны Успенским в составе сборника, получившего то же общее название. В сборник, кроме цикла "Власть земли", вошли очерки "Старики", "Равнение "под одно", "Бог грехам терпит", "Не случись" и "Овцы без пастыря". Рассматривавший книгу цензор Назаревский дал о ней отрицательный отзыв. Он писал, что Успенский в своих очерках намекает "на будущую катастрофу". Книга его, по мнению цензора, "не может не иметь вредного влияния на читателей". По докладу цензора уже отпечатанный сборник 6 декабря 1882 года был запрещен Главным управлением по делам печати и министром внутренних дел. Однако 17 декабря того же года, в результате дополнительных хлопот издателя или самого Успенского, последовало новое представление Главного управления по делам печати министру внутренних дел, и арест с книги был снят.

В сборнике "Власть земли" отдельные очерки цикла получили особые названия, которые Успенский сохранил и впоследствии (в журнальном тексте была дана только нумерация глав: I–XII). Кроме того, в тексте было сделано несколько незначительных сокращений. Для последующих переизданий цикл каждый раз тщательно просматривался и стилистически редактировался автором.

Успенский придавал циклу "Власть земли" очень большое значение. В письме к издателю и переводчику В. Е. Генкелю от 13 февраля 1888 года он писал об этом цикле, противопоставляя его роману Э. Золя "Земля" (1886–1887): "Обратите внимание на "Власть земли" — сила заключается в народе. Не так грубо и подло взглянул я на землю, как Золя. Он смешивает две формы жизни (как она и смешалась в европейских государствах действительно) — жизнь на земле для того, чтоб добыть денег. Это в России не так: либо на земле без денег, либо с деньгами без земли. Так вот в первых главах "Власти земли" представлено "дело земли" в очищенном виде".

Как уже указывалось выше, цикл "Власть земли" вызвал широкое обсуждение в современной ему критике.

Отзывы реакционной критики 80-х годов о "Власти земли" были резко враждебными. Упрекая Успенского за "постоянное копанье в избах, и хлевах", реакционная критика противопоставляла демократической литературе о деревне дворянскую беллетристику как "чистые комнаты" литературы, литературный "бельэтаж". Успенский дал отпор этой пренебрежительно-помещичьей оценке демократической литературы в статье "Подозрительный бельэтаж", написанной в ответ на статью П. Щебальского ("Русский вестник", 1882, IV), возмутившую писателя своею грубостью и имевшую характер доноса. Щебальский, К. Головин и другие публицисты реакционного лагеря утверждали, что для того, чтобы сохранить "порядок" в деревне, нужны ежовые рукавицы, то есть власть помещика. Это и доказывает