улыбнуться.
— Да, — согласилась она. — И не только тогда. Я хотела, чтобы Анакин был здесь с того самого момента, когда мы впервые увидели друг друга.
— Пять лет назад, — вставил Клигг.
— Ты бы ему понравился. И ты, и Оуэн…
— Думаешь, Анакин с Оуэном сумели бы подружиться? — с сомнением спросил Клигг, но тут же сам отмахнулся от собственных слов. — Ба! Конечно же. Подружились бы!
— Ты даже ни разу не видел Ани, — проворчала Шми.
— Парни стали бы друзьями в наилучшем виде, — уверенно заявил муж. — Как может быть иначе? С такой-то матерью…
Шми поцеловала его. Сначала — в знак благодарности, потом — совсем по-другому. Но думала она теперь об Оуэне, о расцветающих отношениях между ним и милой Беру. Шми любила их обоих.
Но вместо того чтобы успокоить, мысль о пасынке встревожила ее. Часто Шми спрашивала себя, а не из-за Оуэна она столь охотно и быстро согласилась выйти замуж за Ларса? Она погладила мужа по широким плечам. Шми любила его. Она наконец-то кого-то любила, не порывисто и страстно, как когда-то, то давнее чувство казалось теперь почти нереальным. Ровное спокойное чувство радовало ее, хотя сначала казалось, что это — лишь благодарность за избавление от рабского ошейника. Но все-таки, какую роль сыграл в ее решении Оуэн? Вопрос мучил ее все эти годы. Может быть, нужно было заполнить ту пустоту в сердце? Анакин ушел — гораздо раньше, чем могла предположить Шми, и у нее осталось так много чувств, которые нужно было кому-то отдать. А Оуэн у была нужна мама…
Интересно, а на самом деле смогли бы мальчики подружиться? Они такие разные… Когда подойдет время, Оуэн примет у отца ферму, а Клигг передаст ему все дела, как когда-то сделал отец Клигга, а еще раньше — дед, как заведено в семье Ларсов из поколения в поколение. Оуэн, сметливый и добродетельный наследник этой земли, едва ли когда променяет гордость и удовольствие фермерской жизни на, может быть, более тяжелую, зато яркую жизнь.
А Анакин…
Шми чуть было не рассмеялась, представив, как ее нетерпеливый сын, чья голова забита мечтами о дальних странствиях и подвигах, возится с влагоуловителями. Кончилось бы все тем, что Клигг постоянно бы злился и ругался: точно так же, как тойдарианец Уотто. Анакин умеет вывести из себя всех обстоятельных и солидных, а его жаждущую приключений душу не приручишь никаким чувством ответственности перед поколениями фермеров, гнувших здесь спину. Гоняться на болидах, летать среди звезд, искать на свою голову подвигов — вот это как раз по нему. И как раз то, что выводит Клигга из себя.
Воображение нарисовало раскрасневшегося супруга, в гневе разыскивающего, куда подевался Анакин, который в очередной раз замечтался, глядя на небо. Шми тихонько хихикнула.
Клигг покрепче обнял ее, не догадываясь о причинах смеха.
Шми, наконец-то, было хорошо. Она — там, где должна быть. А Анакин — там, где должен быть он.
Она больше не носила пышных и неудобных одежд, которые когда-то были признаком ее высокого положения. И больше не было нужды надевать тяжелые головные уборы, от которых ныли плечи и шея. И можно было не проводить томительных часов в кресле, пока горничные укладывали волосы особо затейливым образом и накладывали на лицо ритуальный грим. Достаточно было простого белого платья и двух обычных косичек. Но, странное дело, порой ей казалось, что без всей этой брони она уязвима и беззащитна. Но — один взгляд в зеркало, и бывшей королеве вновь было легко. А когда жизнь становилась совсем уж в тягость, можно было прилететь домой и повидаться с родными. Сейчас она сидела на нагретой солнцем скамье возле женщины, которая была очень похожа на саму Падме, только чуть-чуть постарше и, может быть, чуть-чуть больше женщиной. Платье соседки было еще проще, а волосы не так тщательно причесаны. Но это не мешало ей быть красивой. И если Падме Наберрие сияла всей красотой юности, то от Солы (так звали вторую) веяло силой и уверенностью зрелости. — Ты уже закончила переговоры с королевой Джамиллей? — поинтересовалась Сола, и по ее тону каждому стало бы ясно, что лично она невысокого мнения об этих встречах. Падме бросила косой взгляд на соседку и снова стала смотреть за возней Риоо и Пухи, маленьких дочерей Солы. — Всего одна встреча, — проговорила она. — Королева должна была передать некоторую информацию. — О проекте создания армии, — добавила Сола. Падме не стала подтверждать очевидное. Уже несколько лет военный проект был притчей во языцех и темой для жарких дебатов в Сенате. А она-то, наивная, считала, что то давнее выступление перед сенаторами — еще в статусе королевы — было самым трудным. — В Республике так шумят и галдят, что едва ли сенатор Амидала сумеет все уладить, — пренебрежительно заметила Сола. Падме опять повернулась к сестре, удивленная нотой сарказма. — Разве не это занимает твое время? — Я пытаюсь этим заняться, — поправила Падме. — Вы все пытаетесь этим заниматься. — Ты что хочешь сказать? — Падме в затруднении нахмурила брови — В конце концов, я же сенатор. — Сначала королева, потом сенатор, и кто знает, сколько постов впереди, — Сола сорвала цветок и бросила им в детей. Некоторое время она наблюдала, как Риоо таскает Пуху за волосы, потом прикрикнула на дочерей. — Ты так говоришь, будто тебе противно, — сказала Падме. — Как будто говоришь о… о скверных вещах. — О великих вещах, — со смешком поправила ее Сола. — Если все делать во благо. — Ну, а этим что ты хочешь сказать? Сола пожала плечами, как будто не была уверена, стоило ли вообще заводить разговор. — По-моему, ты сама себя убедила, что незаменима. Что без тебя ничего не должно происходить. — Сол! — Но это так, — настаивала сестра. — Ты отдаешь, отдаешь, отдаешь, отдаешь… Никогда не возникал соблазн взять? Хотя бы немножко? Падме неуверенно улыбнулась: — Что взять-то? Сола не отрывала взгляда от дочерей. — Посмотри на них, — предложила она. — Я вижу, как блестят твои глаза, когда ты смотришь на моих детей. Я знаю, как ты их любишь. — Конечно, люблю! — А своих собственных не хочешь завести? — вопрос проскользнул как бы между прочим. — Собственную семью? Мне кажется, пора. Падме выпрямилась. — Я… — она замолчала и попробовала еще раз. — Я… я… знаешь, я сейчас работаю над одним важным делом. Правда, очень-очень важным. — А после того, как ты сделаешь свое очень-очень важное дело, отыщешь другое, на этот раз очень-очень-очень важное, так? И так же пламенно будешь верить в него. Дело будет касаться Республики и правительства, но вряд ли будет касаться тебя. — Как ты можешь?! — Я говорю правду, и ты это знаешь. Когда ты сможешь
***
Она больше не носила пышных и неудобных одежд, которые когда-то были признаком ее высокого положения. И больше не было нужды надевать тяжелые головные уборы, от которых ныли плечи и шея. И можно было не проводить томительных часов в кресле, пока горничные укладывали волосы особо затейливым образом и накладывали на лицо ритуальный грим. Достаточно было простого белого платья и двух обычных косичек. Но, странное дело, порой ей казалось, что без всей этой брони она уязвима и беззащитна. Но — один взгляд в зеркало, и бывшей королеве вновь было легко. А когда жизнь становилась совсем уж в тягость, можно было прилететь домой и повидаться с родными. Сейчас она сидела на нагретой солнцем скамье возле женщины, которая была очень похожа на саму Падме, только чуть-чуть постарше и, может быть, чуть-чуть больше женщиной. Платье соседки было еще проще, а волосы не так тщательно причесаны. Но это не мешало ей быть красивой. И если Падме Наберрие сияла всей красотой юности, то от Солы (так звали вторую) веяло силой и уверенностью зрелости. — Ты уже закончила переговоры с королевой Джамиллей? — поинтересовалась Сола, и по ее тону каждому стало бы ясно, что лично она невысокого мнения об этих встречах. Падме бросила косой взгляд на соседку и снова стала смотреть за возней Риоо и Пухи, маленьких дочерей Солы. — Всего одна встреча, — проговорила она. — Королева должна была передать некоторую информацию. — О проекте создания армии, — добавила Сола. Падме не стала подтверждать очевидное. Уже несколько лет военный проект был притчей во языцех и темой для жарких дебатов в Сенате. А она-то, наивная, считала, что то давнее выступление перед сенаторами — еще в статусе королевы — было самым трудным. — В Республике так шумят и галдят, что едва ли сенатор Амидала сумеет все уладить, — пренебрежительно заметила Сола. Падме опять повернулась к сестре, удивленная нотой сарказма. — Разве не это занимает твое время? — Я пытаюсь этим заняться, — поправила Падме. — Вы все пытаетесь этим заниматься. — Ты что хочешь сказать? — Падме в затруднении нахмурила брови — В конце концов, я же сенатор. — Сначала королева, потом сенатор, и кто знает, сколько постов впереди, — Сола сорвала цветок и бросила им в детей. Некоторое время она наблюдала, как Риоо таскает Пуху за волосы, потом прикрикнула на дочерей. — Ты так говоришь, будто тебе противно, — сказала Падме. — Как будто говоришь о… о скверных вещах. — О великих вещах, — со смешком поправила ее Сола. — Если все делать во благо. — Ну, а этим что ты хочешь сказать? Сола пожала плечами, как будто не была уверена, стоило ли вообще заводить разговор. — По-моему, ты сама себя убедила, что незаменима. Что без тебя ничего не должно происходить. — Сол! — Но это так, — настаивала сестра. — Ты отдаешь, отдаешь, отдаешь, отдаешь… Никогда не возникал соблазн взять? Хотя бы немножко? Падме неуверенно улыбнулась: — Что взять-то? Сола не отрывала взгляда от дочерей. — Посмотри на них, — предложила она. — Я вижу, как блестят твои глаза, когда ты смотришь на моих детей. Я знаю, как ты их любишь. — Конечно, люблю! — А своих собственных не хочешь завести? — вопрос проскользнул как бы между прочим. — Собственную семью? Мне кажется, пора. Падме выпрямилась. — Я… — она замолчала и попробовала еще раз. — Я… я… знаешь, я сейчас работаю над одним важным делом. Правда, очень-очень важным. — А после того, как ты сделаешь свое очень-очень важное дело, отыщешь другое, на этот раз очень-очень-очень важное, так? И так же пламенно будешь верить в него. Дело будет касаться Республики и правительства, но вряд ли будет касаться тебя. — Как ты можешь?! — Я говорю правду, и ты это знаешь. Когда ты сможешь