чиста, как море у Севастополя. Чебаков — тьма! Ловят ведрами! Но мне жаль тратить время на рыбалку, хотя и писать сейчас не могу. Дело в том, что в Москве я целую неделю пролежал в больнице с повышенным давлением-160 на 100. Прошлое сказывается! Память не стирается! В Москве я ходил по тем же местам, по которым ходил с Ней, ужинал в буфетах и ресторанах, в которых ужинал с Ней, и мне временами казалось, что ничего не изменилось и стоит мне оглянуться, Она рядом. Но рядом была другая! Тоже красивая, добрая, ласковая тридцатипятилетняя женщина, но я был холоден как бык-кастрат…
А из больницы меня выписывать не хотели. Больше того, в институт ревматологии направить хотели, но я настаивал на выписке. А когда заведующая терапевтическим отделением категорически заявила, что лежать я должен минимум месяц, то я сразу нашел убедительные доводы в защиту выписки. Я заявил врачу, что давление у меня поднялось от того, что в Москве я просто запил… Поверила — выписала!..
Ваш Семен Курилов".
"12X1977 г.
…Долго молчал не из-за хорошей жизни. Тяжело болею. 14 октября должен был быть в Якутске, но врачи запретили вставать с постели. И 22 октября я вряд ли полечу в Москву — там должны состояться Дни литературы и искусства северян и народностей Дальнего Востока…
Короче — дни мои сочтены… Что ж, человеку после сорока и положено умереть. Да и смерть — штука страшная только для живых…
Сплоховал всевышний со здоровьем моим, да и я усугубил — два месяца пил горькую — последствия рокового брака-сожительства.
А Г. Ш. до самого вылета на материк водила меня за нос, а когда ее самолет растворился в воздухе я и запил…
Но бросил и больше дурманить себя не хочу. Не хочу остаток своей жизни связывать с вином.
Сейчас мне делают различные вливания, достали импортные лекарства. Если воздействие всех препаратов и иньекций будет безрезультатным, то… ничего не попишешь!..
У меня — горе! Средняя дочь — Ярхадана — признана больной: врожденный порок сердца, хроническое заболевание печени и горла. Это обнаружили магаданские врачи, когда она была в санаторий. И сейчас я боюсь не за себя, а за детей волнуюсь!..
Летом Аксинья уедет учиться, а я останусь при двух дочках, одна из которых больная, да и я сам больной…
В Черском ничего интересного. В прошлые годы даже смена времен года была интересней! А нынче ничего радостного не ощущаю, все серо…
"Новые люди" переведены на якутский язык и изданы. Но платят совсем мало. А сборник новелл перенесли на 1978 год…
Мимо моего окна проходит дорога на кладбище и каждую неделю-две-три процессии. Ужас! Как я раньше этого не замечал!..
Вам советую, по Северу не скучать. Я сам противник перемены мест, хотя родился кочевником. Не надо ездить, не надо после сорока лет собирать материалы, после сорока у писателя должен находиться пожизненный материал!.. Зачем распылять и без того малоотпущенное человеку время?.,
Я думаю, что своими письмами приблизил вас к Колыме и вам станет легче писать северную книгу.
Ваш Семен Курилов
И наступило молчание, но я знал: Семен Курилов — Великий Юкагир очень и очень болен. С Севером переписка у меня не прекращалась. И вот долгожданное короткое письмо от Семена Николаевича, которое оказалось последним.
"16 мая 1978 года.
Большое спасибо за книжку! Молодец!.. А у меня все полетело к черту! Сегодня мне сообщили, что с 1977 года мне назначена пенсия. Это после паралича правой ноги и правой руки… Забываю простые слова…
Лечили меня и в Черском, и в Якутске — остался таким же хромым, безруким и молчаливым. Слова произношу с трудом. Врачи говорят, до шести месяцев не выходить из дому…
Окся готовится в институт-Пединститут московский. На английское отделение. Если в этом году не пройдет по конкурсу, поедет на следующий год…
Эту запись я попробовал сделать правой рукой.
Пока хватит. Ваш С. Курилов."