двенадцать месяцев зима, а лето лишь наступает в остальные месяцы календаря? Сам-то Серёга знал, для чего он стремится поближе к северному полюсу. Он-то знал, для чего другие едут туда же!

— Леонидыч! Всё-таки ответь мне, ты-то для чего стремишься в эту поибень? Поднять пенсионный потолок? Золотоискатель? Взрывник? — куча вопросов.

Кучаев отрицательно покачал головою.

— Ни то, ни другое, ни третье! Я больше привык орудовать перышком. Хотя в молодости…

Кучаев хотел сказать, что в молодости ему пришлось потрудиться и грузчиком, и сцепщиком вагонов, и электриком…хотел сказать, что по электрической специальности он поработал многие годы, пока не стал писателем, а, когда стал писателем, его пригласили в газету…

Кучаева сразу же определили в непереиздаваемые писатели, а это означало, что пишет он не детективы, которые пользуются необыкновенным читательским успехом и не состоит в штате Высшего Комсостава, то есть, не является начальником над писателями! И место Кучаева, — газета, если он собирается кое-какие денежки заработать и для семьи.

Но Сергей Гаранин не дал возможности, даже мысленно, дорисовать развёрнутую биографию:

— Пером, значит, сейфы вскрываешь, бухгалтер?

— М…м-могу, если понадобится, и по этой части. Приходилось и с бухгалтерскими бумажками возиться.

— Сальдо-бульдо, бульдо-сальдо и… ваших нет!

Кучаев промолчал, не стал распространяться, при каких обстоятельствах он перебирал бухгалтерские бумажки. После пристального знакомства с "приходящими-исходящими" в городской или областной газете появлялся фельетон со всеми вытекающими из него последствиями.

Это было ещё то время, когда газета, — особенно партийная! — могла что-то сделать, а не только привлекать внимание!

Серёга Гаранин задумался, — не пальцем же деланный! — "может ревизор!?" Сразу же сделался серьёзным и сказал так, на всякий случай:

— Попадёшь за письменный стол, бухгалтер, будешь насчитывать зарплату, не забудь и меня грешного, нолик какой припиши! Не забудешь?

Кучаев вместо ответа вежливо отстранил Гаранина от иллюминатора, который всё-таки пытался что-нибудь разглядеть в сумраке ночи, и приплюснул свой нос к холодному стеклу.

Со страшной скоростью приближалась белая без теней пелена и сквозь взвихренные потоки воздуха и снега, появились сигнальные красные огни и колеблющие тени побежали по освещенной прожекторами земле…

Толчок!.. Рычание двигателей! Остановка!.. Внутрисамолётный динамик заговорил чётким, хорошо поставленным голосом: "Температура за бортом минус сорок один!"

Бр-р! И Кучаев, и Гаранин поёжились от такого сообщения. Вот это да! Южные жители — последние десятилетия ни Кучаев, не Гаранин, — короткометражные командировки в Москву, в Ленинград и прочие разные города, не в счёт! — не покидали пределов Крыма. А если и случалось махнуть в более холодные края, то — летом. В Крыму и плюсовая температура — 3–4 градусов по Цельсию — да ещё с ветром! — заставляет укутываться потеплее, а тут…

Самолёт двигался по ледяной поверхности — «ТУ» сел прямо на реку Колыму. Многометровый лёд Колымы служит в зимнее время надежной взлетно-посадочной полосой! Пробежал самолёт многие сотни метров, необходимые для укрощения стремительного бега и, зарулив к зданию аэропорта, замер, завершив гигантскую работу. Тот же самолётный динамик разъяснил:

— Багаж получите в здании аэропорта!..

ЗНАКОМСТВО С АРКТИКОЙ СОСТОЯЛОСЬ

Максим Кучаев рассматривал уютное здание аэровокзала: деревянная реечная обшивка, на стенах — чеканка. Упряжки и олени во всех видах. Телевизор вделан чуть ли не под потолок и приходится опрокидывать голову, чтобы разглядеть на экране фигурки людей, взмахивающих руками — из-за гомона звука не слышно. Чисто, тепло, уютно. Не то, что в сараюшных аэровокзалах Норильска, Тикси, Чокурдаха…

Но ни чеканки, не уют-тепло — разве удивишь этим человека с материка!? — люди поразили Максима Кучаева и Сергея Гаранина. Даже не сами люди-человеки, а меха на них.

Вот на солидном дяде — огромная шапка. Рыжая. С красноватым отливом. Сразу и не сообразишь, с какого зверя содрали шкуру.

Кучаев еле успевал крутить головою, всюду — меха, меха, меха…А в просторный зал аэровокзала продолжали прибывать всё новые и новые меха, меха, меха: лисьи, волчьи, норковые, песцовые, ондатровые.

Подошёл Гаранин, подмигнул доверчиво.

— Расстроился, бухгалтер? Не дрейфь и не мочись раньше времени в варежку, мы с тобою ещё прорвёмся на Перекоп!

Сказал, рассмеялся и растворился в толпе, в которой он чувствовал себя, — прости Господи за дремучий штамп! — как рыба в воде.

Что в Арктике водятся песцы, Кучаев знал, конечно, давно. Но, чтобы в таком количестве! Знал и то, что добывать зверьё и снимать с них шкуры частным образом, запрещено! Знал, что даже скупка и продажа пушнины и мехового сырья диких животных карается законом. Мех — валюта государства российского!

Но что из того!? Не куплены же эти соболи, горностаи и песцы всех цветов в магазинах! Или законы для Арктики неписаны!?

Максим Кучаев глазами отыскал Гаранина, кивнул ему. Серёга в момент протиснулся сквозь плотную толпу.

— Ну, земляк, до побаченья, я — в редакцию, — сказал Кучаев.

— Зачем? — настороженно посмотрел на него Сергей.

Кучаев улыбнулся. Как объяснишь, что все дороги писателя и журналиста в незнакомом городе или посёлке, начинаются от крыльца редакции?

— Может работу предложат подходящую.

— Ну, ну. А где та редакция, хоть знаешь?

— Найду, — ответил Кучаев.

— Не знаешь!? Сейчас узнаем! Айн момент!

Сергей взял за локоть первого попавшего "песца":

— Не подскажешь, любезный, где в этом странном городе находится редакция газеты… Э…э…запамятовал название. Это просто беда, когда не знаешь и забудешь!

— Вам — "Колымку"?

Гаранин вопросительно посмотрел на Кучаева. Тот кивнул головой.

— Её и разыскиваем, родимый!

— Буквально в пяти минутах отсюда! Как выйдите из здания аэровокзала, сразу же свернёте направо, подниметесь по лестнице и сразу — редакция газеты "Колымская правда". Двухэтажное здание. Вывеска на нём.

— Благодарю, родимый…

Гаранин подхватил Максима Кучаева под руку, вывел на мороз и, показывая на виднеющую впереди лестницу, круто поднимающуюся вверх — будто видел её тысячу раз! — произнёс:

— Эта лестница и выведет тебя в люди! Кисточку тебе в одно место и — лети, лети, родимый. Наш уговор помни: в случае чего — Серёга Гаранин поможет. На диком Севере надо кучковаться. Ну, — он протянул руку, — целоваться не будем, целуюсь только с женщинами…

Проводив