перси наливные,
И маковки, венчающие их,
И очеса, и беломраморные выи,
И жар местечек потайных
Взывало: и сработал механизм!
Покуда матушка рассматривала низ
Колетты, с силой тетивы рожок
На волю вырвался: не усидел дружок.
(Скакун срывается так с недоуздка,
Там рвется, где излишне узко.)
И по оправе бац! Она и отлетела,
Еще спасибо, приорина уцелела.
Не сладко ей. Юнца меж тем связали
И в руки пожилых святош предали.
Они его схватили — и во двор.
Да все то время, что свой приговор
Почтеннейший капитул выносил,
Виновный рвался. Выбившись из сил,
Застыл он, повернувшись к древу носом,
Спиной к толпе. Самой уж этой позой
Предрешено, казалось, наказанье,
Но тут судьба — наперсница повесы —
Вдруг приложила все свои старанья,
Мучительниц убрав, сняв роковы завесы:
Одну отправила по кельям загонять
На жалость падку молодежь,
Другую — в арсенал, дабы набрать
Плетей, бичей. — «Знай, нас не проведешь,
Поставлены дела на ять!»
А третью — ту засовы проверять.
Об эту пору в монастырь въезжает мельник
На муле. Местных вдов и молодиц
Гроза, но добрый малый, не бездельник,
Игрок в шары и кегли сносный.
Увидев пару голых ягодиц,
От изумления детина рослый
Перекрестился и воскликнул: «Вишь ты!
Святой живьем! А хоть и так! (Нелишне
Спросить, что бедный парень натворил?
Неужто же с монашкой согрешил?)
Чем дольше на тебя гляжу,
Тем больше по себе сужу:
Доподлинно, что ты сестриц угодник,
Хоть молод, а уж точно греховодник». —
«Увы, напротив, — постреленок отвечал. —
Напрасно о любви меня молили.
Всему внимал я и молчал,
Покуда розог мне не присудили.
Я что кремень, такое оскорбленье
Нанесть не в силах я невестам во Христе,
Хоть сам король проси, хоть на кресте
Распни — противу совести я не пойду».
«Что ж, дуй и дальше ты в свою дуду.
Ты, видно, не в себе иль дурачина.
Вот наш кюре, тот был бы молодчина…
Ей-бо, пригоден, как ничей другой,
Мой организм к повинности такой.
Меняемся, мне не нужна пощада.
Пусть сотнями идут, — клянусь, награда
Ждет всех. Не подвела б мошонка», —
Смеется мельник, убежден, что тонко
Вкруг пальца обведен зеленый сей юнец.
И что ж — прикручен к древу удалец.
А юноша, свободен от оков,
С ним распрощался, да и был таков.
И вот, могуч, в плечах косая сажень,
Мужские стати распустив, детина ражий
Монашек ждет-пождет, усладу предвкушая.
Тут эскадрон нагрянул, с флангов окружая,
Пошел в атаку без предупреждены!
И ну плетьми вбивать свое внушенье.
А мельник им: «Сударыни мои!
Ошиблись вы, постой же, не лупи.
Я не заклятый ненавистник жен,
Что от трудов отлынивал. Не он!
Опробуйте меня, и я, кудесник,
Вам докажу: отличный я наместник
Под небом вашего-то жениха.
Как и кюре, не вижу в том греха.
Коль лгу — пусть поразит падучая.
А вот к кнуту, увы, я не приучен».
«Что там бормочет деревенский обалдуй? —
Вскричала вдруг беззубая невеста. —
Преступник где? Ату его! Ату!
Пришли снаряженными до зубов,
А он не тот? Явился на чужое место?
Так получай сполна за грешную любовь».
И ну давай его чем попадя тузить.
Живот спасая, мельник взялся разъяснить:
«Извольте моего вы естества отведать,
Чтобы о рае вам поведать,
Сударыни, все сделаю я в лучшем виде,
Не будете, ручаюсь вам, в обиде».
Но в ярость впал старушек легион
И не на жизнь, а на смерть бьется он…
Тем временем мул беззаботности предался,
На зелени лужка и прыгал, и катался.
Однако, долго ли резвилася скотинка
И крепко ли прошлась по мельнику дубинка,
Вам не скажу. Меня то не заботит,
Лишь дальше все от темы нас уводит.
Бьюсь об заклад: затворницей прелестной
Не соблазнить читателей моих,
Коль участь мукомола им известна.
КОЛЕЧКО ГАНСА КАРВЕЛЯ
Ганс Карвель на склоне лет
В жены взял девицу,
А впридачу столько бед,
Что впору удавиться.
Вот ведь правило какое:
Где одно, там и другое.
Гансу нет Бабо милей,
Имя славное у ней!
И приданое богато —
Дочь байи[1] ведь Конкордата.
Только очень егозлива,
Чем супруга разозлила.
Испугался, что с рогами:
То-то людям будет смех!
Да еще вперед ногами
Вынесут. Решил он грех
В собственной жене пресечь:
На Евангелья налечь,
Кавалеров гнать взашей,
Кокетству дать отпор,
Помолиться у мощей
И двери на запор.
Трудно справиться с плутовкой —
Чердачок у той хоть пуст,
Но охоча до рассказов,
Был бы молод златоуст.
Приуныл наш бедный Ганс,
Дан ему последний шанс.
Как-то закусил он плотно,
В ход пошло винцо,
Захрапел и видит черта,
Тот сует кольцо:
«Угодил ты, брат, в беду,
Я ж тебя не подведу.
Жаль тебя, на вот, надень,
Да носи и ночь и день.
Но смотри же, не снимай,
Слушай черта да смекай:
Ты с кольцом покуда будешь,
Блуду не бывать,
Что страшит тебя, забудешь,
Мирно станешь спать
Да жену вперед стеречь».
Я веду правдиву речь:
Так черт мужа догадал.
Ганса тут черед настал:
«Господин мой Сатана,
Милость ваша враз видна.
Пусть же щедрою десницей
Вам воздаст Господь сторицей».
От такого