сохранять молодое беспокойное сердце, быть настойчивым искателем нового, не мириться с косностью и равнодушием».
Марина с Олесем шли одни. Случайно ли так получилось, нарочно ли друзья решили оставить их, они не задумывались. Важно было одно: они вместе, вдвоем и вдвоем им быть еще долго-долго.
— Завтра же напишу Дмитрию Алексеевичу большущее письмо, — сказала Марина, теснее прижимая к себе руку Олеся. — Расскажу ему обо всем. Мы скоро с ним встретимся, правда? Только боюсь, если ты и вправду займешь место Баталова, то придется мне с тобой бороться.
— Почему? — спросил он, не поняв ее тона.
— А как же? Тебе ж теперь придется ставить Виноградову палки в колеса «в интересах цеха». Все вы, руководители, такие.
Он крепко встряхнул ее за плечи, но не выдержал, рассмеялся и прижал к себе.
— Помнишь это место? — вдруг спросил он.
Она оглянулась и пожала плечами.
— Я здесь однажды сорвал для тебя ветку акации.
— Не надо, не вспоминай! Это место плохое, я знаю лучше.
— Любое место на земле будет для меня самым лучшим, пока ты со мной, — сказал он убежденно и страстно, целуя поднятое к нему милое лицо.
А над парком и поселком, над рекой и Заволжьем раскатился властный трубный голос завода, зовущий к труду, борьбе и победам.