Litvek - онлайн библиотека >> Денис Александрович Гуцко >> Современная проза >> Березовый компот >> страница 2
стеллажей: отсюда краску вывезли, сюда линолеум довезли. И Мальников — не без трепета, понемногу — начал делиться с Юрой подробностями своей истории. Так уход Влады стал ключевой темой их терапевтических мальчишников.

“Ты не такой, Петя. Не фанатик. Ты не помешан на успехе. И слава богу! Поженились бы — ты бы не выдержал, сам сбежал. Я тебе говорю!”

Влада действительно — фанатик. Упертая, семижильная. Школу закончила с золотой медалью. Институт с отличием. Отработала год в аудиторской фирме, выбила себе офис в каком-то фонде, продала мамину дачу — и открыла собственное дело. Только встала на ноги, набрала двух партнеров — ушла на рядовую должность в “KPMG”. Дескать, разглядела планку — но планку эту не она себе выставляла. Рисует анимэ, на гитаре играет. Впрочем, детали не важны. Все дело в том, что Влада совершенна — и этим ранит особенно остро.

Мальников познакомился с ней вскоре после окончания “своего” шоу, в редакции журнала “Созвездие Люди”, куда его как одного из финалистов “Еды 2.0” пригласили на интервью. Влада выполняла какую-то работу для тамошней бухгалтерии, заскочила перед уходом в кафетерий, в котором сидел Мальников. Он спутал назначенное время, приехал на час раньше и дожидался в кафетерии журналиста. В те дни он был на взводе. По ночам не мог заснуть без алкоголя. Третье место как-никак! Если бы не победная эйфория, он, скорей всего, не решился бы даже подойти к Владе. Полюбовался бы, как обычно, исподтишка, мысленно осыпал богиню гусарскими фантазиями… Но Мальников подошел. И они прожили вместе целых девять месяцев.

— Девять месяцев, представляешь?.. Успели бы ребенка родить.

Про ребенка — это он так, метафорически. Чтобы подчеркнуть: прожили долго, всерьез. Брак и рождение детей они с Владой не обсуждали.

— Какие к черту чувства, Петя! Она клюнула на тебя, потому что решила, что ты — будущая телезвезда. А ты, вишь, не зазвездил, как она рассчитывала. Ну, не выпало. Бывает. Что теперь, вешаться?

В то, что у Влады к нему совсем не было чувств, Мальников не верил. С Юрой по этому пункту не спорил — но не верил. В главном же соглашался на все сто — насчет фанатизма. Немыслимо вечно куда-то карабкаться. Каждый день — лезь на рожон и, будь добр, не оплошай. Нет, это определенно не для него. Все хорошо в меру.

— Петя, ты повар. Твое призвание — доставлять людям радость. А какая к черту радость, если придется постоянно тянуться за чем-то, рыть землю?..

 

Уборщица Таня поднималась по лестнице, мурлыча себе под нос популярный мотивчик: “Уходи-останься, дайся, не достанься”.

— Ой, я думала, тут никого! — удивилась она с порога, качнув пылесосом в правой руке и пылесосной щеткой в левой. — А тут вы!

Мальников вылез из кресла:

— Не буду вам мешать.

— Так вы и не мешаете.

Татьяну явно тянуло поговорить. Она прислонила пылесос к встроенной в стену гильотине, которая на самом деле была платяным шкафом.

— Правильно, что перестали толковым людям рот затыкать, — заявила она. — Очень даже правильно. Смотрели вчера? Как он их припечатал! Бояться возвращения хозяина в дом, говорит, могут только те, кто приноровился воровать в его отсутствие. Хозяин близко, говорит, воры заволновались. Молодец!

Точить лясы с ночной уборщицей Мальникову ничуть не улыбалось. Но и отшить Таню он не решался. На первой летучке им строго-настрого наказали в отношениях друг с другом придерживаться демократического этикета. Выражающего суть корпоративной этики компании. Одна команда, общая цель — ну, и так далее.

— Да уж, меняются времена, меняются, — с приторной вежливостью откликнулся Мальников, продвигаясь тем временем к выходу. — Надо бы глянуть, а то я последнее время, знаете…

— А я пристрастилась! — Таня решительно качнула головой. — Сначала — так себе. А потом пристрастилась.

Стояла бочком, наполовину загородив проход.

— Надо поглядеть, надо поглядеть, — бормотал Мальников, стаскивая с молоткастой вешалки свой колпак. — А то работаешь, работаешь — и некогда…

Проходя мимо Татьяны, успел вдохнуть запах чужого женского пота, смешанный с дорогим парфюмом. “Моет полы, надушившись, как провинциальная бизнес-вумен, — мысленно проворчал он. — И грузит с полной демократической непринужденностью”.

— Вчера в интернете смотрела, — Таня легонько придержала Мальникова за локоть. — Парни в городе ходят в майках таких… Написано…

— Да-да… Извините, я пойду… — бормотал Мальников, направляясь к двери.

Нет, не отваживался он запустить в себе сноба. Ведь ничего ему за это не будет. Какая к черту этика! Но почему-то не мог. Что-то мешало. Мальников причислял это “что-то” к проявлению мягкотелости. “А эти чувствуют, вот и лезут”, — злился он, поглядывая на Танины колени, натертые докрасна: лазала где-то на четвереньках, убирая.

Он вышел наконец на лестницу и потрусил вниз по бесшумным, обитым войлоком ступеням, тщетно пытаясь отогнать навеянное Таниными коленями воспоминанье: бархатистая летняя ночь, ветер, сонно ворочающийся в занавесках, Мальников с Владой в его постели, лежат рядышком на спине…

— Смотри, — улыбается Влада. — Как мы колени мои натерли.

 

В номере Мальников постоял, послушал тишину, прислушался к накатывающей меланхолии — и включил Юру еще раз:

“Петя, ты повар. Твое призвание — доставлять людям радость. А какая к черту радость, если придется год за годом, не переставая, тянуться за чем-то, рыть землю… если ты будешь заряжен агрессией? Ты повар, а не агрессор. Ты должен понимать, где твоя климатическая зона, Петя. И где ты обречен зачахнуть. Так что, пусть, Петя, пусть. Не жалей. Флаг ей в руки!”.

Долго стоял под душем. Переваливался мягко с пятки на носок, подставляя горячим струям то лицо, то шею, то макушку. Прибавляя помаленьку напор горячей воды. Тугое волосатое брюхо перестал втягивать, вывалил на волю. Пусть повисит вольготно, понежится.

“Надо бы поставить эту Татьяну на место”.

 

Директора и продюсеры, а также малознакомые Мальникову, но, судя по повадкам, весьма значительные люди появлялись в “РусЭфире” все чаще и засиживались подолгу, а когда расходились, напряженно молчали или натянуто перешучивались.

Вечером съехались раньше обычного, до окончания “сценарного” эфира. В студии шел очередной “Вопрос эпохи”, что-то про англосаксонскую ось. На кухне готовились оладьи и блины для вечернего “Перемирия”. А из