Сто лет одиночеству

Первая полоса

Сто лет одиночеству

ЭПОХА

Людмила ГЛАДКОВА, старший научный сотрудник ИМЛИ РАН

20 ноября нынешнего года исполняется 100 лет со дня смерти великого писателя, оставившего свой дом и скончавшегося в пути, на маленькой железнодорожной станции Астапово.

В начале ноября 1910 года мир был потрясён вестью об уходе Толстого, о причинах и смысле которого спорят до сих пор. А обыватель, изо дня в день читавший в газетах о том, что сказал, что сделал, что ел за завтраком писатель в Ясной Поляне, растерянно развёл руками.

В 1978 году, когда в стране широко праздновалась 150-летняя годовщина со дня рождения Л.Н. Толстого, в одном из «толстых» журналов было напечатано посвящённое уходу классика из Ясной Поляны стихотворение, в котором была примерно такая строка: «Встали полшестого – нету Льва Толстого…»

Для нашего современного общества это «нету Льва Толстого» прозвучало около двух десятков лет назад, на заре перестройки, когда русская классика рьяно выбрасывалась «деидеологизаторами» с корабля современности. Толстой, как и сто лет назад, никому не пришёлся ко двору.

Тем, кто сегодня с упоением набивает карманы и переживает медовый месяц обладания земными богатствами, Толстой не нужен, потому что он напоминает им о тщете богатства и говорит: «Стыдно!»

«Патриоты» припомнили писателю процитированную им фразу о том, что «патриотизм есть последнее прибежище негодяев», и на этом основании осудили его и отказались от него. А ведь речь здесь не о патриотизме, а о негодяях, использующих в своих целях законное для каждого человека чувство любви к Родине.

«Новые христиане» – комсомольцы, потерявшие свою организацию и толпой пришедшие в Церковь и воспринявшие её тоже прежде всего как организацию с внешним исполнением постановлений, припомнили, что Толстой был отлучён от Церкви, и на этом основании отвергли и художественное творчество Толстого, и публицистику, в которой он возвысил голос против лжи и зла бездумной цивилизации, обставляющей дорогу в неминуемую пропасть всеми мыслимыми удовольствиями, весельем и комфортом.

Вопрос об отлучении или отпадении Толстого от Церкви одновременно и простой, и сложный. Простой, потому что достаточно спросить себя: можно ли считать христианином человека, который написал, как Толстой в своём ответе Синоду, что он отвергает «непонятную троицу», Божественность Иисуса Христа, Таинство Евхаристии… И каждый человек ответит на поставленный вопрос в зависимости от того, в каком отношении к вере он сам находится. Вопрос этот сложный, потому что никому не ведомо, что происходит в человеке за мгновение до смерти, тем более в таком человеке, как Толстой, который всю жизнь честно и горячо искал истину и не был тем теплохладным, о ком Христос говорит:

«...знаю твои дела; ты ни холоден, ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тёпел, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих» (Откр., 3:15, 16).

И нам сегодня нужно не обличать или восхвалять Толстого – он уже сто лет пребывает там, где для него всё решено, – а задуматься, нужен ли нам сегодня Толстой, актуальны ли вопросы, которые он поднимал в своём творчестве, способны ли мы сегодня «смеяться и плакать и полюблять жизнь», читая его произведения.

Сегодня часто авторы вместо литературоведческого анализа рьяно расставляют Толстого и других классиков русской литературы ошуюю и одесную, лихо судят о том, кто православный, а кто не православный (в отличие от духовных лиц, которые, как правило, взвешены в своих оценках). Да вот и недавно в «ЛГ» один автор походя заявляет: «Тютчев не был православным поэтом… Его, по правде сказать, трудно назвать верующим человеком». Так и вспоминаются слова Толстого о придворных дамах, которые считают, будто они вместе со своим положением получили «патент на богословие». Не знаю, какая нам предстоит кончина, а вот Тютчев умер, соборовавшись и причастившись, в мире с Богом и Церковью. Не претендуя здесь на анализ его поэзии, скажу только, что в ней присутствуют глубокие христианские переживания и евангельские аллюзии. Упомяну только одно, глубочайшее и любимое многими, в том числе и Львом Толстым, стихотворение «Silentium!» – в нём речь идёт о молитвенном молчании и содержится скрытая отсылка к началу первой главы Евангелия от Иоанна.

Многие современники писателя, не переставая быть православными, не отвергали Толстого. Не отказывалась от него и семья, в том числе сестра, монахиня Шамординского монастыря, к которой Толстой направился, покинув навсегда Ясную Поляну.

Своего друга Александру Андреевну Толстую писатель просил: «Я думаю, что у вас много друзей необращённых или оглашённых, причислите меня к ним по-старому».

А может быть, стоит прислушаться к мнению Ивана Сергеевича Аксакова, который отказался судить Толстого, сказав, что у того свои счёты с Богом? 9 июня 1885 года по поводу только что вышедших из печати двух рассказов Толстого – «Где любовь, там и Бог», «Упустишь огонь – не потушишь» Аксаков писал философу Николаю Николаевичу Страхову: «Вот такая проповедь его (Толстого. – Л.Г.) дело. Но чтобы воспринять благодать такой проповеди, нужно было уготовить почву душевную, просветить и прогреть душу такой искренностью, стать к святой истине в такие чистосердечные любовные отношения, тайна которых не подлежит нашему анализу, и которые ставят его, автора, вне суда нашего. Очевидно, у него свой контокоррент с Богом…»

Может, и сегодняшним строгим судьям стоит «просветить и прогреть» свою душу и, помня о трагическом конце гения, всё же отдавать ему должное за его огромную духовную работу и жизнь в постоянном памятовании Бога и смерти?

В 1900 году, когда Толстой серьёзно заболел и был при смерти, А.П. Чехов писал М.О. Меньшикову: «Я боюсь смерти Толстого. Если бы он умер, то у меня в жизни образовалось бы большое пустое место… когда в литературе есть Толстой, то легко и приятно быть литератором; даже сознавать, что ничего не сделал и не делаешь, не так страшно, так как Толстой делает за всех».

Александр Блок в статье «Солнце над Россией», написанной в сентябре 1908 года к 80-летию Толстого, выразил чувства многих: «Величайший и единственный гений современной Европы, высочайшая гордость России, человек, одно имя которого – благоухание, писатель великой чистоты и