святости – живёт среди нас. …Часто приходит в голову: всё ничего, всё ещё просто и не страшно сравнительно, пока жив Лев Николаевич Толстой. Ведь гений одним бытием своим как бы указывает, что есть какие-то твёрдые, гранитные устои: точно на плечах своих держит и радостью своею поит и питает всю страну и свой народ. Ничего, что нам запретил радоваться Святейший синод: мы давно уже привыкли без него печалиться и радоваться. Пока Толстой жив, идёт по борозде за плугом, за своей белой лошадкой, – ещё росисто утро, свежо, нестрашно, упыри дремлют, и – слава Богу. Толстой идёт – ведь это солнце идёт. А если закатится солнце, умрёт Толстой, уйдёт последний гений, – что тогда?

Дай Господи долго ещё жить среди нас Льву Николаевичу Толстому. Пусть он знает, что все современные русские граждане, без различия идей, направлений, верований, индивидуальностей, профессий, впитали с молоком матери хоть малую долю его великой жизненной силы».

Вот и ушёл последний гений. Образовалось «большое пустое место», в которое хлынули писаки всех мастей, сегодня все пишут и все «писатели». Что художественно, что не художественно, что нравственно, что безнравственно – какая разница? Всё можно, если нет оглядки на гения.

Но и сегодня людям нужны простые слова – любви, веры и добра. Ведь и нас сегодня, спустя сто лет со дня смерти писателя, тянут по той же самой накатанной дорожке, вдоль которой на больших рекламных щитах написаны слоганы, попирающие заповеди Господни: «Не верь, не бойся, не проси!», «Полюби себя!», «Возьми от жизни всё, ты этого достойна!» И нет сегодня фигуры, равновеликой Толстому, которая бы сказала, а главное – была бы услышана: «Верь – в Бога, бойся – имей страх Божий, проси – молись!»

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 4 чел. 12345

Комментарии:

(обратно)

Из чего состоит музыка

Первая полоса

Из чего состоит музыка

СОБЫТИЕ

Полинациональный юбилей Российского национального оркестра

Двумя концертами в Зале Чайковского Российский национальный оркестр отметил своё 20-летие. Участие Кента Нагано, главного дирижёра Баварской оперы, придало обоим концертам европейский шик. А участие главного дирижёра РНО Михаила Плетнёва весьма неожиданно этот шик откорректировало.

Давнее содружество лучшего московского оркестра с американской выучки 55-летним японцем, любимцем Зальцбурга, ныне возглавляющим Баварскую оперу, заранее исключает мысли о свадебном генерале. Альянс РНО с Кентом Нагано приятен не разменивающейся на мелочи деловитостью. Взять хотя бы тот факт, что в предъюбилейном концерте Нагано дирижировал концертным исполнением «Валькирии», пятичасовой махины из тетралогии Вагнера «Кольцо нибелунга». Причина, побудившая к этому РНО, имеет непосредственное отношение к режиму работы Баварской оперы, где Нагано как никогда близок к мечте о постановке «Кольца нибелунга». Значимость работы, очевидно, такова, что в Москве Нагано поставил вопрос о «Валькирии» ребром. РНО вызов принял. И Нагано кроме оркестра получил набор требуемых солистов и переполненный концертный зал. Предпремьерная выездная репетиция «Валькирии» потянула на самостоятельное событие.

Экстренный кастинг солистов был удачным для Москвы, где ленивые театральные менеджеры вообще-то ссылаются на отсутствие «вагнеровских голосов». Мол, это вам не Мариинка. Так вот в присутствии двух мариинских солистов – великолепной Ларисы Гоголевской (Брунгильда) и много чего умеющего Алексея Тановицкого (Вотан) – погоду делали именно москвичи. Безоговорочно блеснула Ксения Вязникова (Фрика) из «Геликон-оперы». Выдержала сложности партии и Светлана Создателева (Зиглинда) из того же «Геликона». Мало кто ожидал, насколько убедительным и ровным будет Михаил Векуа (Зигмунд) из Театра Станиславского и Немировича-Данченко. Несомненной крепостью голоса обрадовал гость из Эрфурта – Вазген Газарян (Хундинг). Но главным сюрпризом оказались восемь московских валькирий (четыре сопрано и четыре меццо), свежие голоса которых опрокинули представления о мнимом дефиците вагнеровских навыков в московской исполнительской среде.

Текст либретто, проецируемый на боковые видеоэкраны, помогал разбираться в сюжете. Сложная вагнеровская комбинация земной любви близнецов Зигмунда и Зиглинды и божественной нелюбви Вотана и Фрики чем дальше, тем больше облекалась простой объяснимостью счастья, всегда возникающего по случаю и всегда нарушающего правила жизни. Как-то вышло, что исполнение, освобождённое от костюмов и декораций, акцентировало смысл всем знакомой сентенции Толстого: «...Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». И если нелюбовь Зиглинды и Хундинга объясняют понятием женского рабства, то в нелюбви Вотана и Фрики с подтекстом «вечной власти» жены над мужем всё гораздо сложнее. Оттого и безволие бога перед богиней казалось каким-то слишком уж «от мира сего». А вынужденность по очереди жертвовать судьбами Зигмунда – земного сына и Брунгильды – небесной дочери всерьёз заставляла сочувствовать обречённому на трудную жизнь хозяину Валгаллы..

В массиве вагнеровской «Валькирии» дирижёр вывел массу подробностей, не то чтобы пропускаемых другими дирижёрами, но не так внимательно селекционируемых ими. Как раз хитовые фрагменты вроде «Полёта Валькирий» или «Заклинания огня» не сопровождались особой радостью узнавания. Похоже, комок семейных драм, изнуряющих борьбой чувства и долга, уязвимости и власти, оказался для Нагано захватывающим и вполне самодостаточным. Долгие диалоги солистов оркестр сопровождал осторожно, не нарушая вспышек или остановок эмоций каким-то отдельно рисующимся симфонизмом. В потоке лейтмотивов Нагано не перегибал палку, действуя в мало привычной нам аккомпаниаторской канве, которая дорогого стоит. Речь, конечно, не об экономии оркестровых сил, а о конвертации их в разумную составляющую оперной «программы».

Порой возникало чувство, что Нагано располагает каким-то особым таймером, синхронным событиям оперы. В такой идентичности условному времени «Валькирии», конечно, угадывается долгий европейский опыт Нагано, когда-то начинавшего современными