Труды его ему преобращает в стыд.

   Без пользы на Парнас слагатель смелый всходит,

   Коль Аполлон его на верх горы не взводит.

   Когда искусства нет иль ты не тем рожден,

   Нестроен будет глас, и слог твой принужден.

   А если естество тебя тем одарило,

   Старайся, чтоб сей дар искусство украси́ло.

   Знай в стихотворстве ты различие родов

   И, что начнешь, ищи к тому приличных слов,

   Не раздражая муз худым своим успехом:

   Слезами Талию, а Мельпомену смехом.

   Пастушка за сребро и злато^[54] на лугах

   Имеет весь убор в единых лишь травах.

   Луг камней дорогих и перл ей не являет, ―

   Она главу и грудь цветами украшает.

   Подобно каковой всегда на ней наряд,

   Таков быть должен весь в стихах пастушьих склад.

   В них гордые слова, сложения высоки

   В лугах подымут вихрь и возмутят потоки.

   Оставь свой пышный глас в идиллиях своих

   И в паствах не глуши трубой свирелок их.

   Пан скроется в леса от звучной сей погоды,

   И нимфы у поток уйдут от страха в воды.

   Любовну ль пишешь речь или пастуший спор,

   Чтоб не был ни учтив, ни груб их разговор,

   Чтоб не был твой пастух крестьянину примером

   И не был бы, опять, придворным кавалером.

   Вспевай в идиллии мне ясны небеса,

   Зеленые луга, кустарники, леса,

   Биющие ключи, источники и рощи,

   Весну, приятный день и тихость темной нощи;

   Дай чувствовати мне пастушью простоту

   И позабыть, стихи читая, суету.

   Плачевной музы глас^[55] быстряе проницает,

   Когда она в любви власы свои терзает,

   Но весь ея восторг свой нежный склад красит

   Единым только тем, что сердце говорит:

   Любовник в сих стихах стенанье возвещает,

   Когда Аврорин всход с любезной быть мешает,

   Или он, воздохнув, часы свои клянет,

   В которые в глазах его Ирисы нет,

   Или жестокости Филисы^[56] вспоминает,

   Или своей драгой свой пламень открывает,

   Иль, с нею разлучась, представив те красы,

   Со вздохами твердит, прешедшие часы.

   Но хладен будет стих и весь твой плач ― притворство,

   Когда то говорит едино стихотворство;

   Но жалок будет склад, оставь и не трудись:

   Коль хочешь то писать, так прежде ты влюбись!

   Гремящий в оде звук, как вихорь, слух пронзает,

   Хребет Рифейских гор далеко превышает,

   В ней молния дели́т наполы горизонт,

   То верх высоких гор скрывает бурный понт,

   Эдип гаданьем град от Сфинкса избавляет,

   И сильный Геркулес злу Гидру низлагает,

   Скамандрины брега богов зовут на брань,

   Великий Александр кладет на персов дань,

   Великий Петр свой гром с брегов Балтийских мещет,

   Российский меч во всех концах вселенной блещет.

   Творец таких стихов вскидает всюду взгляд,

   Взлетает к небесам, свергается во ад

   И, мчася в быстроте во все края вселенны,

   Врата и путь везде имеет отворенны.

   Что в стихотворстве есть, всем лучшим стих крася

   И глас эпический до неба вознося,

   Летай во облаках, как в быстром море судно,

   Но, возвращаясь вниз, спускайся лишь рассудно,

   Пекись, чтоб не смешать по правам лирным дум;

   В эпическом стихе порядочен есть шум.

   Глас лирный так, как вихрь, порывами терзает,

   А глас эпический недерзостно взбегает,

   Колеблется не вдруг и ломит так, как ветр,

   Бунтующ многи дни, восшед из земных недр.

   Сей стих есть полн претворств, в нем добродетель смело

   Преходит в божество, приемлет дух и тело.

   Минерва ― мудрость в нем, Диана ― чистота,

   Любовь ― то Купидон, Венера ― красота.

   Где гром и молния, там ярость возвещает

   Разгневанный Зевес и землю устрашает.

   Когда встает в морях волнение и рев,

   Не ветер то шумит, ― Нептун являет гнев.

   И эхо есть не звук, что гласы повторяет, ―

   То нимфа во слезах Нарцисса вспоминает.

   Эней перенесен на африканский брег,

   В страну, в которую имели ветры бег,

   Не приключением, но гневная Юнона

   Стремится погубить остаток Илиона.

   Эол в угодность ей Средьземный понт терзал

   И грозные валы до облак воздымал.

   Он мстил Парисов суд за выигрыш Венеры

   И ветрам растворил глубокие пещеры.

   Посем рассмотрим мы свойство и силу драм,

   Как должен представлять творец пороки нам

   И как должна цвести святая добродетель:

   Посадский, дворянин, маркиз, граф, князь, владетель

   Восходят на театр; творец находит путь

   Смотрителей своих чрез действо ум трону́ть.

   Когда захочешь слез, введи меня ты в жалость;

   Для смеху предо мной представь мирскую шалость.

   Не представляй двух действ^[57] к смешению мне дум;

   Смотритель к одному свой устремляет ум.

   Ругается, смотря, единого он страстью

   И беспокойствует единого напастью:

   Афины и Париж, зря красну царску дщерь,^[58]

   Котору умерщвлял отец, как лютый зверь,

   В стенании своем единогласны были

   И только лишь о ней потоки слезны лили.

   Не тщись глаза и слух различием прельстить

   И бытие трех лет мне в три часа вместить:

   Старайся мне в игре часы часами мерить,

   Чтоб я, забывшися, возмог тебе поверить,

   Что будто не игра то действие твое,

   Но самое тогда случившесь бытие.

   И не бренчи в стихах пустыми мне словами,

   Скажи мне только то, что скажут страсти сами.

   Не сделай трудности и местом мне своим,^[59]

   Чтоб мне, театр твой, зря, имеючи за Рим,

   Не полететь в Москву, а из Москвы к Пекину:

   Всмотряся в Рим, я Рим так скоро не покину.

   Явлениями множь желание, творец,

   Познать, как действию положишь ты конец.

   Трагедия нам плач и горесть представляет,

   Как люто, например, Венерин гнев терзает.

   В