кролик, ослепленный светом, сел и смотрел на них так долго, что едва выскочил из-под колес.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем Кадогэн произнес с некоторым усилием:

— У меня было чертовски неприятное путешествие из Лондона. Уж очень медленный поезд. Останавливался у каждого телеграфного столба, как собака.

Водитель после некоторого сосредоточенного размышления начал смеяться. Он смеялся так долго и безудержно, что Кадогэн испугался, как бы он не потерял управление. Однако они благополучно добрались до окружной дороги Хедингтона и со страшным скрежетом затормозили.

— Я тебя тут выброшу, — сказал водитель, все еще сотрясаясь от беззвучного смеха. — В город я не поеду. Спустись с этого холма и скорехонько дойдешь до Оксфорда.

— Спасибо, — сказал Кадогэн, вылезая из машины. — Большое спасибо. И спокойной ночи.

— Спокойной ночи, — сказал водитель. — Так говоришь, как собака? Вот здорово!

Он включил передачу, при этом раздался шум, какой бывает, когда слон продирается сквозь джунгли, и уехал, громко хохоча.

Вскоре шум грузовика затих вдали. Окружная дорога с ее редкими фонарями была пустынной. Кадогэну впервые пришла в голову мысль, что он не знает, где ему сегодня ночью придется преклонить голову. В отелях места не найти, а колледжи все заперты. Тут он улыбнулся. Для Оксфорда это пустяки. Стоит ему только перелезть через забор своего старого колледжа (одному Богу известно, сколько раз он проделывал это в юности), и он прекрасно выспится на кушетке в чьей-нибудь гостиной. Это никого не потревожит: хозяин гостиной не удивится и не обидится. Оксфорд — единственное место в Европе, где эксцентричные поступки не вызовут ни у кого ни интереса, ни эмоций. В каком еще городе, спросил он себя, вспоминая свои студенческие годы, может человек обратиться к полисмену с лекцией о фонетике в дивный предрассветный час, чтобы тот выслушал его без возмущения и подозрения?

Кадогэн шел мимо магазинов, мимо кинотеатров на перекрестке, вниз по длинной, извивающейся вдоль холма улице. Сквозь просвет в деревьях он увидел Оксфорд, похожий при слабом свете луны на подводный город. Призрачно высились башни и шпили, словно памятники Атлантиды, погрузившейся в глубины океана. Крохотная точка желтого огонька померцала несколько секунд и погасла. В тихом воздухе он услышал слабый удар колокола, пробившего час ночи. Сказочным перезвоном к нему тут же присоединились остальные, будто затонувшие колокола бретонского мифа, всколыхнувшиеся темно-зелеными волнами, и умолкли.

Довольный он шел быстро, напевая тихонько, не думая ни о чем: он только смотрел вокруг и восхищался.

На окраине Оксфорда он немного заблудился и потратил несколько минут, отыскивая правильную дорогу. Что это за улица? Ифли-роуд или Каули-роуд? Этого он никогда не мог запомнить, даже когда был студентом. Неважно. В конце улицы будет мост Магдалины и Хай-стрит, а за ней колледж Святого Кристофера, покровителя путешественников.

Кадогэн был разочарован, что его путешествие окончится так мирно, без приключений. На пути с холма он не встретил ни пешеходов, ни машин. Обитатели этого респектабельного квартала давно спали.

С одной стороны улицы тянулись магазины, она была длинная и пустынная. Легкий ветерок подкрался из-за утла и пошевелил белый тент, который какой-то небрежный торговец забыл убрать с окна. Взгляд Кадогэна остановился на нем. Поравнявшись с магазином, он поискал имя хозяина, но оно было скрыто тентом. Тогда он посмотрел в окно, но шторы были опущены, и ему не удалось увидеть, чем там торгуют.

Движимый праздным любопытством, он подошел к двери и, сам не зная зачем, толкнул ее. Она открылась. Теперь он остановился и задумался. Странно, что хозяин оставил на ночь магазин незапертым. С другой стороны, было уже очень поздно, и если жулики залезли в магазин, — что ж, это, конечно, нехорошо, но это не его дело. Возможно, владелец жил наверху, над магазином. В таком случае, он должен быть доволен, что его разбудили и уведомили. А, может, и нет?

Кадогэн ужасно не любил вмешиваться в чужие дела, но он был любопытен. Отступив назад, он разглядывал темные, безжизненные окна над тентом, затем, внезапно приняв решение, вернулся к двери. В конце концов, черт побери, он отправился в отпуск, обуреваемый жаждой приключений, а дверь в магазин, если и не была типичными вратами в царство романтики, явно таила в себе необычность и призывала к исследованию. Он широко распахнул ее и почувствовал холодок в груди, когда она громко скрипнула. Возможно, он поймает грабителя, но более вероятно то, что его самого арестуют, приняв за такового. Осторожно прикрыв за собой дверь, он стоял не дыша, прислушиваясь. Никого. Луч его электрического фонарика осветил маленький магазинчик с прилавком, кассой и игрушками на полках — железные дороги, конструкторы в коробках, куклы и кукольные дома, кубики и оловянные солдатики. Он двинулся вперед, проклиная собственное безумие, и тут же умудрился перевернуть ящик с воздушными шарами (к счастью, ненадутыми), произведя страшный шум. Казалось, грохот был подобен выстрелу из пушки. Кадогэн застыл на месте, боясь шевельнуться. Опять ничего. Тишина. Обойдя прилавок, он поднялся по трем ступенькам к двери. Проскользнув в нее, он увидел перед собой не покрытую ковром крутую лестницу, ведущую на верхний этаж. Он стал подниматься по ней, внутренне проклиная все, спотыкаясь на скрипящих ступеньках. Наконец, измученный, с нервами, напряженными до предела, он очутился в коридорчике с полом, покрытым линолеумом, и двумя дверями с каждой стороны и одной в конце. Теперь он был вполне готов к появлению разъяренного домовладельца с ружьем в руках и старался придумать подходящее объяснение своему вторжению. Ведь вполне естественно для любого человека, увидя дверь магазина открытой, зайти узнать, не случилось ли чего… Хотя, как объяснить его старательные, но тщетные попытки сохранить тишину?

Однако в доме по-прежнему не было слышно ни звука. Какая-то нелепость, думал Кадогэн, надо войти в одну из комнат — это, вероятно, гостиная, — быстро убедиться, что все в порядке, и поскорее унести ноги.

Взяв себя в руки, он на цыпочках подошел к первой двери и повернул ручку. Белый кружок его фонарика скользнул по плотно задернутым портьерам, по дешевому полированному буфету, осветил радиоприемник, стол, неудобные кожаные кресла с большими голубыми и оранжевыми подушками из шелка. На оклеенных обоями стенах не было ни картин, ни фотографий. Пыль, лежащая толстым слоем, и затхлый воздух говорили о том, что в квартире давно никто не живет. Он сделал шаг вперед, споткнулся обо что-то и посветил фонариком под