Litvek - онлайн библиотека >> Иван Захарович Суриков >> Поэзия >> Стихотворения >> страница 3
Какая-то внутренняя сила удержала его, но он кажется окончательно сломленным. Непосильная нужда и отсутствие надежд на лучшее будущее вызывают у него такое чувство безысходности, что он начинает топить горе в вине. Однако «искра божия» не могла погаснуть так легко. Иван Суриков находит в себе силы уйти с кабацкого дна, и не малую роль в этом сыграла его писательская страсть. Он решает вернуться в угольную лавку к своему отцу, от которого к тому времени, предварительно обобрав, уже ушла новая жена.

***
С той поры продажа древесного угля и железного лома становится пожизненной профессией Ивана Сурикова. Трудности, которые ему пришлось испытать вместе со своим классом в бурный пореформенный период капиталистического развития России, сопровождавшегося болезненным разрушением прежнего уклада жизни, отягчались гнетущей семейной! обстановкой. Невозможно без душевной боли читать горестные признания поэта: «Отец убивает во мне всю энергию к литературному труду». Или: «Сколько я вынес от него горя, это ведомо Богу одному». Поэтому так понятен его «крик души»:

Не проси от меня
Светлых песен любви;
Грустны песни мои,
Как осенние дни.
Большинство стихотворений И. 3. Сурикова пессимистичны. Это и не удивительно. Как его собственная судьба, так и наблюдаемая им жизнь обездоленной городской бедноты предопределили господство в его лирике мотивов социального разочарования и безысходности. Лирический герой Сурикова, потеряв веру в справедливость, не видит выхода из «житейской тьмы»:

«У тебя ума палата, —
Говорили люди мне.
Одарен судьбой богато,
В жизни счастлив ты вполне».
Отчего ж с палатой этой,
С этой умственной казной,
Я хожу почти раздетый,
Без пристанища порой!?
Вслед за Кольцовым поэт развивает фольклорные традиции, отступая при этом от романтической манеры своего предшественника. Именно тяготение Сурикова к более реалистическому и критическому изображению действительности позволило ему создать картины народной нищеты, до той поры не виданные в русской поэзии: «В работе выбившись из сил, не мог от холода заснуть я, — суровый ветер шевелил на теле ветхие лоскутья». Лишенные крова и живущие впроголодь, оборванные И разутые бедняки из Суриковских стихотворений — это настоящие парии российского самодержавного общества, это отверженные, настолько придавленные непомерной тяжестью нужды, что даже смерть они принимают как избавленье.

И была, мол, смелость бойкая,
Да затоптана судьбой;
И была, мол, воля стойкая,
Да разбита злой нуждой.
И была, мол, сила-силушка.
Да сожгла ее тоска…
Так спасибо же, могилушка.
Что взяла ты бедняка
В дореволюционном литературоведении И 3. Сурикова старались представить асоциальным писателем, отвлеченным морализатором и «не замечали» созвучное; и демократизма суриковской поэзии некрасовской КМ узе мести и печаля». Конечно, Суриков не звал на борьбу за социальное освобождение, но, посвятив свое творчество теме нищеты и народных страданий, он фактически выступил обвинителем существовавшего в Россиистроя Только как критика социального неравенства и жестокой эксплуатации народа могли восприниматься такие его стихотворения, как «Труженик», посвященное памяти Л. Кольцова, или «Швейка»:

Билась с горькой нуждой, но развратом
Не пятнала я чистой души
И трудясь через силу, богатым
Продавала свой труд за гроши…
Да и сам Суриков порой так страдал от нужды, что вынужден был писать стихи в трактире, потому что дома не было чернил, и это уже в то время, когда имя его было известно читающей России и он был автором отдельного сборника. Интересно, что поэт, не связанный с революционно-демократическим движением, изолированный социальным порядком вещей и условиями быта от интенсивной общественной жизни, тем не менее осознавал критическую направленность своего творчества. Так в письме к писателю и издателю А. Шеллер-Михайлову, он высказал опасение за судьбу своего стихотворения «У пруда»: «Не знаю, пройдет ли оно в «цензурные врата» Действующее лицо в том стихотворении крестьянская девочка, но мысль в этом стихотворении социальная» [4].

И действительно, внешне «безобидные» лирические стихи поэта не раз становились объектом цензурных придирок. Показательна судьба стихотворения «Жалобы бедняков», которое, несмотря на маскирующий под заголовок (Из Роберта Соути), при жизни Сурикова трижды запрещалось цензурой [5]. Даже в стихах о природе чувствуется глубокая душевная боль поэта В них редко светит солнце, зато постоянно встречающиеся образы заката, метели, дождя, бездорожья приобретают символическое звучание. Вот характерная для него пейзажная зарисовка:

В телеге тряской и убогой
Тащусь я грязною дорогой…
Лениво пара тощих кляч
Плетется, топчет грязь ногами…
Вот запоздалый крикнул грач
И пролетел стрелой над ними
Природа у Сурикова плачет, как бы соболезнуя людскому горю:

Кусты и тощие березы
Стоят, как грустный ряд теней.
И капли, крупные, как слезы.
Роняют медленно с ветвей.
Иногда красота родной природы действовала умиротворяюще. И в редкие минуты душевного покоя у поэта рождались нежные, чуть размытые, слепню акварель, строки:

Ночь тиха, сад объят полутьмою.
Дремлют липы над сонным прудом;
Воздух дышит цветущей весною;
Мы сидим пред раскрытым окном.
Или:

Как в сумерки легко дышать на берегу!
Померкли краски дня, картины изменились;
Ряды больших стогов, стоящих на лугу,
Туманом голубым, как дымкою, покрылись.
Музыкальными описаниями природы, светлыми и гармоничными тонами отличаются стихотворения детского цикла Жизненный оптимизм автора чувствуется в величавых картинах степного простора, в колоритных жанрово пейзажных сценах уборки урожая Любовь Сурикова к сельской жизни, к крестьянскому труду проявилась уже в самих названиях его стихов: «Косари», «Косарь», «Слеза косаря»… Автор стремится вырваться из «душного» и «шумного» города, его