все, открыть тайники без опасения нарваться на саркастическую улыбку. Момент откровения, когда ты опускаешь вожжи и никто не хлопнет по плечу: «Старик, круто берешь!» Жаль, что не было со мной диктофона и многие потрясающие детали рассказа Валентина выпали из памяти. Тогда я просто ничему не поверил, а после газетной статьи, в которой опознал вариацию этого рассказа, было уже поздно. Валентин ушел из жизни внезапно, без видимых причин. Собственно, он лег на пару дней в бурденковский госпиталь на пустяковую операцию, а в день выписки его сердце остановилось…

* * *

Началось с ощущения беспокойства. Мне было шестнадцать лет, но по силе я уже мог поспорить со взрослыми мужиками. Башка работала как надо — понятия не имел, что такое головная боль. Спал как убитый. А тут словно шар свинцовый засел в мозгу, и сон не шел. Жили мы тогда под Тамбовом.

Я тихонько оделся и вышел на улицу, луна куталась в облака. Какая-то сила подталкивала меня к лесу. И я пошел, хотя не только ночью, но и днем мы, пацаны, редко заходили в лес поодиночке.

Кто-то невидимый и неслышимый вел меня в темноте мимо ям и канав, словно поводырь — слепого. Не помню как — очутился на большой поляне. Здесь в хорошую погоду тамбовчане резались в волейбол и потягивали пивко. Огляделся. Ни души. Внезапно глухие облака, нависшие над поляной, стали наливаться ярким светом, но не как при выходе луны, а интенсивным пятном. Потом из туч вынырнуло крупное светящееся тело и стало опускаться на середину поляны.

Мне показалось, что оно не столько светится, сколько окружено ореолом и поочередно принимает форму то темного круглого хлебного каравая, то блестящего электрочайника — только парящего вместе с круглой подставкой. При переходе из одного состояния в другое тело больше всего напоминало старую фетровую шляпу с широкими полями. Я разинул рот. Болид, шаровая молния, вертолет?…

Здесь начались чудеса похлеще. Тело замедлило спуск, а потом зависло на высоте метров в пятьдесят. Сопоставив его диаметр с высотой деревьев, окружавших поляну, я прикинул: тоже не меньше полусотни метров. Воздушный корабль?…

К земле от него протянулся узкий, в полметра, сноп яркого белого света. Ослепленный, я не сразу заметил другой луч — бледно-зеленый; тонкий луч уперся в запястье моей левой руки, и тут же я услышал голоса.

— Это то, что нужно. Почти все генокоды совпадают.

— Ты смотри, где отыскался потомок нашего знаменитого реципиента из Эмболи.

— Две тысячи километров за пятьсот лет — мелочь.

— Ну что, берем у него? Да отключите транслятор, бога ради…

Тут голоса исчезли. Корабль окутался светящимся газом, лучи погасли. Огненный полу шар с неожиданной для такого крупного объекта резвостью сделал зигзаг вверх, в сторону и исчез из вида, будто растворился в ночном воздухе. Тут же меня стал обволакивать ставший тягучим воздух, будто сгущенный до сметанообразного состояния.

Неожиданно слева от меня, совсем близко, возник корабль, хотя предыдущий маневр уводил его в другом направлении.

Сгусток уплотненного воздуха вокруг меня превратился в широкую трубу, через которую меня понесло к загадочному объекту. Впрочем, я не могу сказать, что был вовлечен внутрь корабля каким-то подобием пневмолифта. Ни давления, ни перегрузок, вообще никаких неприятных ощущений. Страха тоже не было.

…Очнулся я в тесном, белом, неправильной формы отсеке. Я лежал на высоком столе, жестком и гладком. Рядом стоял пожилой мужчина в сером габардиновом костюме, при галстуке. Городской служащий типа инженера-коммуникационщика или бухгалтера. Такие лица совершенно не запоминаются, их миллионы:

— Как ты себя чувствуешь? — произнес он скрипучим, абсолютно равнодушным голосом и, не ожидая ответа, продолжил: — Мы пригласили тебя для одного дела — небольшой операции. Поменяемся с тобой маленькими участками спинного мозга. Ну, прихватим еще кусочек продолговатого мозга.

— Не хочу, — вырвалось у меня, — не люблю операций.

— Успокойся. Боли не будет. Ты заснешь, а проснешься другим человеком. Совсем другим, с глубокими знаниями…

С молодости я строптив и невежливо перебил:

— Зачем мне чужие мозги и знания? Я хочу остаться самим собой.

Собеседник внимательно посмотрел мне в глаза. Так смотрят на котенка, которого берут на руки, чтобы приласкать, а в ответ получают царапину.

И сразу зазвучал голос:

— Что, сопротивляется, чертенок? Может быть, поищем другого донора? Не у него же одного нужный код.

Человек в сером не разжал губ, но его ответ прозвучал ясно:

— У него редкостная генно-хромосомная система. Полный ключ! Он даже врубается в наш транслятор. Долго придется искать что-либо похожее. Попробую поработать с ним.

— Ладно, промой ему мозги как следует…

— Валентин, — сказал пожилой мужчина, — нам нужно обстоятельно поговорить, зови меня Вторым; если хочешь, можешь перебивать и задавать вопросы. Но сначала я покажу тебе корабль. Пойдем.

Выходя из отсека, я подумал: «Непонятно, почему они нянчатся со мной?» Судя по всему, усыпить меня и вырезать что надо им ничего не стоит. Так в чем же дело?

Второй вел меня по широкому кольцевому коридору. Стены здесь, как и в отсеке, состояли из незнакомого мне белого гладкого материала, излучавшего ровный мягкий свет. Перед Вторым беззвучно распахнулась дверь во внутренней, меньшего радиуса, стене. Мы оказались в странном круглом помещении со стенами, состоящими будто бы из маленьких и совсем крохотных стеклянных аквариумов. Здесь мерцал слабый свет, запах был тяжеловат, за стеклянными стенами в мутной жидкости плавали комки какого-то вещества — желтоватые, розовые, серые…

Второй остановился в центре зала и повернулся ко мне, показывая на стену:

— Ты сказал, что не нуждаешься в чужих знаниях. Это спорно. Знания, как правило, именно заимствуются. Или прививаются. В любом случае они приходят извне, от некоего всеобщего космического разума, от Абсолюта.

Никогда не задумывался, почему человечество сделало в своем развитии ряд мощных рывков? Хотя и не везде…

Я действительно в то время не очень понимал, откуда разительная неравномерность в развитии народов.

— Вы хотите сказать, что цивилизацию создаете вы? — поинтересовался я.

— Не совсем так. Мы вносим в различные биообъекты элементы более высокой структурной организации. Там, где это удается, — прогресс, движение вперед, прорыв в будущее. Иногда наши реципиенты оказываются перегруженными знаниями, избыточными для своего времени.

Он вздохнул и поправил съехавший на сторону дешевый