буквами: «Миссис Картер».
«Дорогая Джулия! Можно, я буду вас так называть? Мне кажется, у нас так много общего — мы ведь влюбились в одного и того же мужчину. Сегодня так холодно, что мне было страшно представить, каково вам будет вернуться от тепла и солнца в холодную квартиру. (Уж я-то знаю, как может быть холодно в квартире. Я простужалась каждый раз по возвращении с юга Франции.) Так вот, я набралась нахальства, проникла к вам и включила камины, но чтобы вы знали, что больше этого не повторится, я спрятала свой ключ под коврик у входа. Это на тот случай, если ваш самолет задержится с вылетом в Риме или еще где-нибудь. Я позвоню в аэропорт, и если вы не прилетите вовремя — что маловероятно, — я вернусь и выключу камины в целях безопасности (и экономии! Плата за электричество чудовищная). Желаю вам приятного вечера в вашем новом доме.Целую, Джозефина.
P. S. Мне бросилось в глаза, что банка с кофе пуста, и я оставила на кухне пакетик «Блу маунтен». Это единственный сорт кофе, который любит Филип».— Ну и ну! — рассмеялась Джулия. — Она действительно все предусмотрела. — Лучше б она оставила нас в покое, — сказал Картер. — Тогда б здесь не было тепло, а мы остались бы без кофе к завтраку. — У меня такое чувство, что она где-то здесь притаилась и того и гляди войдет — как раз когда мы целуемся. — Он поцеловал Джулию, не отрывая взгляда от двери. — Ты все-таки несправедлив к ней, дорогой. В конце концов, она же оставила свой ключ под ковриком. — Кто ее знает, она вполне могла сделать второй. Джулия закрыла ему рот поцелуем. — Ты заметила, как возбуждает несколько часов лёта? — Да. — Это, наверно, из-за вибрации. — Тогда давай что-нибудь придумаем. — Сейчас, я только взгляну сначала под коврик. Для полной уверенности, что она не соврала. Ему нравилось быть женатым — настолько, что он винил себя, что не женился раньше, упуская из виду, что в этом случае его женой была бы Джозефина. Ему казалось почти чудом, что Джулия, нигде не работавшая, всегда была рядом. Прислуги, которая внесла бы в их жизнь излишнюю упорядоченность, у них не было. Поскольку они везде бывали вместе: на коктейлях, в ресторанах, на небольших званых обедах, им достаточно было посмотреть друг другу в глаза... Они так часто уходили с коктейлей через четверть часа или же с обеда сразу после кофе, что о Джулии вскоре сложилось мнение как о существе хрупком и быстро утомляющемся: — Боже мой, мне ужасно неудобно, но у меня жуткая головная боль, как же это глупо. Филип, ты должен обязательно остаться... — Ну что ты, конечно же я не останусь. Однажды, когда они вышли на лестницу и их охватил безудержный смех, им лишь чудом удалось избежать разоблачения: хозяин дома вышел вслед за ними, чтобы попросить опустить письмо. Джулия вовремя перешла со смеха на что-то вроде истерики... Минуло несколько недель. Брак их оказался действительно удачным... Иногда они с удовольствием обсуждали эту удачу, и тогда каждый приписывал основную заслугу другому. — И подумать только, что ты мог бы жениться на Джозефине, — сказала Джулия. — А почему ты на ней не женился? — Наверное, потому, что где-то в подсознании у нас обоих была мысль, что это ненадолго. — А у нас надолго? — Если не у нас, то у кого же? Бомбы замедленного действия начали взрываться в начале ноября. Несомненно, они должны были сработать раньше, но Джозефина не учла, что его привычки временно изменились. Прошло несколько недель, прежде чем ему понадобилось заглянуть в ящик, который во времена их близости они называли банком идей — он складывал в него наброски рассказов, записи подслушанных обрывков разговоров и тому подобное, а она — наспех зарисованные модели для журналов мод. Стоило ему открыть ящик, как он тут же увидел ее письмо. На нем стояла выведенная черными чернилами надпись «Совершенно секретно» с претенциозным восклицательным знаком в виде большеглазой девушки (у Джозефины была базедова болезнь в легкой форме, что ее совсем не портило), которая, подобно джинну, появлялась из бутылки. Он прочитал письмо с глубокой неприязнью:
«Милый! Ты не ожидал найти меня здесь? Но после десяти лет я не могу не сказать тебе время от времени «Спокойной ночи», «Доброе утро», «Как дела?». Будь счастлив. Целую (искренне, от всего сердца),От этого «время от времени» исходила явная угроза. Он с грохотом задвинул ящик и так громко чертыхнулся, что в комнату заглянула Джулия: — Что случилось, милый? — Опять Джозефина. Она прочитала письмо и сказала: — Знаешь, ее можно понять. Бедная Джозефина! Ты что, рвешь его, милый? — А что ты хочешь, чтоб я с ним сделал? Сберег для издания полного собрания ее писем? — Мне кажется, ты к ней несправедлив. — Это я-то к ней несправедлив? Джулия, ты не представляешь, что за жизнь мы вели последние годы. Хочешь, я тебе покажу шрамы: в минуты ярости она могла ткнуть сигаретой куда угодно. — Это все от отчаяния: она чувствовала, что теряет тебя. На самом деле эти шрамы из-за меня, все до единого. И в ее глазах появилось то нежное, веселое и задорное выражение, которое всегда вело к одному и тому же. Не прошло и двух дней, как взорвалась вторая бомба. Проснувшись, Джулия сказала: — Нам давно пора перевернуть матрац. Мы с тобой проваливаемся в какую-то дыру посередине. — А я не замечал. — Многие переворачивают матрац каждую неделю. — Да, да, Джозефина всегда так делала. Они сняли с кровати постельное белье и стали сворачивать матрац. На пружинах лежало письмо, адресованное Джулии. Картер увидел его первый и попытался незаметно спрятать, но это не ускользнуло от Джулии. — Что это? — Джозефина, конечно. Скоро их наберется слишком много для одного тома. Придется опубликовать их роскошным изданием в Йейле, как письма Джордж Элиот[2]. — Милый, это письмо адресовано мне. Что ты собирался с ним сделать? — Тайно уничтожить. — А я думала, у нас не будет тайн друг от друга. — Я не учел при этом Джозефину. Впервые она не решалась открыть конверт сразу. — Странное, конечно, место для письма. Думаешь, оно случайно здесь оказалось? — Каким образом? Прочитав письмо, она отдала его Филипу, сказав с облегчением: — Она тут все объясняет. В общем-то, все вполне понятно. Он прочел:твоя Джозефина».
«Дорогая Джулия, надеюсь, вы наслаждаетесь настоящим солнцем Греции. Не говорите Филипу (ах да, у вас, конечно же, еще нет секретов друг от друга), но мне никогда не нравился по-настоящему юг Франции. Вечно этот мистраль, который сушит кожу. Я рада, что вы избавлены от этого. Мы не раз собирались