несчастье. Девчонка бегала за ним хвостиком, заглядывая в рот и глаза. Но не тут-то было. Парень малышку в цель свою не забивал. Чихал на её чувства, а она жестоко страдала. Случается и так. Народ вокруг, видя такое дело, посмеивался и был прав — детсад. Но куда деться от этого, случилось и смейся не смейся, а ничего с таким винегретом не поделаешь. Рослый, хорошо сложенный парень, естественно, не принимал её в серьёз. Ребёнок есть ребёнок, что с него возьмёшь. Тем более то был ребёнок людей на которых он работал. Они платили ему зарплату. Танцы для него, это всего лишь способ подработать к стипендии. Когда-то ещё в школе мама заставила его заниматься под прессом, а сейчас это помогало иметь подработку. Юлька безмерно мучилась, но вырасти быстрее своих календарных лет, не могла. Предмет её любви и восторга делал ей, как малышке ручкой, не желая воспринимать всерьёз. И против этого тоже не попрёшь. Жизненный цикл неизменен, зеркало отражало маленькую девочку и всего лишь. "Но почему всё так неправильно и несправедливо? — страдала Юлька. — Ведь к тому времени, когда я подрасту, он будет женат". Ей объясняли, что те, кому так сегодня она завидует и с которыми, не жалея, готова сию же минуты поменяться бы годками в той её взрослой жизни, будут зрелыми тётками. Но что ей её будущее, когда Максим в этой, и Юлька отдала бы всё за годочки, чтоб быть вровень с ним сегодня. Машка искренне жалела подругу, сочувствовала ей, но годков добавить не могла. А вообще-то, Машка относилась к этому, как к кино. Какая любовь, когда куклы они с Юлькой ещё рисуют, выдумывая и вырезая к ним наряды и всё такое прочее. Нет, Маша понимает, что она та любовь есть, но у взрослых. С ними хотя бы всё понятно, объяснимо и вздохи, и поцелуи, и слёзы. Словом "ля-ля", "лю-лю", как в кино, а тут у Юльки годочков — смех один. Но перечить подруге Машка не хотела. Пусть страдает. Может, это игра у неё такая. Творческая натура, их просто так не понять. Всхлипывания и вздохи дочери не прошли мимо глаз её мамочки. Юлька постаралась всё отрицать, ни в чём таком секретном не признаваясь, но сведущей женщине не составляло большого труда докопаться до истины и понять природу нервозных скачков в поведении дочери. Максима, недолго думая, выперли из танцгруппы, тем самым, лишив заработка. Сколько он не убеждал о своей непричастности к Юлькиным соплям, это мало кого интересовало. Рисковать никто не собирался. Юлька после таких родительских контрмер совсем пала духом. Машка была единственной отдушиной, кому она могла часами рассказывать о Максиме. Как гуляла с ним по парку, каталась на аттракционах и лакомилась мороженым. "А что, интересно, ещё могла она с ним делать", — думала Машка, бестолково поглаживая подружку по голове. Она никак не понимала её чувств, твердя одно:

— Ну, вот… я же говорила… Юла, для него ты маленькая. Ребёнок ты, подружка. Он и обращался с тобой, как с маленькой, но когда ты вырастешь, он состарится и женится, у него будут дети. Надо забыть.

Та совершенно не обращая внимания на чьи- либо советы, в том числе и Машины, злилась.

— Машка, ты дура, — ревела Юля, — это навсегда.

Жалостливая Маша соглашалась:

— Я верю, конечно, "навсегда", пока не вырастешь.

— Чего бы понимала…

— Живи, как хочешь!

После последней взбучки Юла обещала маме и заверяла отца стать паинькой и не быть столь наивной. Ей попробовали поверить, но слежку приставили. Только Юля не была бы собой, если б не облапошила их… Как-то, сбежав из дома и охраны, она пришла к Максиму в общежитие, забралась на его кровать в ожидании хозяина и уснула. Пришедший с занятий парень был ошарашен и напуган. Тягаться с отцом Юльки у него кишка тонка, да и причины не было, девчонка не в его вкусе и мала совсем. Из-за этой избалованной козявки уже у него было достаточно неприятностей. Чего же нарываться-то ещё. То просилась погулять с ней, то покатать, а козлом отпущения сделали его. Макса просто лишили доходной подработки. А как откажешь ей, если на неё и работали. Водил куда попросит, кто же знал, что у неё не всё в порядке с головой.

— Что ты тут делаешь? — растолкал он её без церемоний.

— Тебя жду-у…

— Ну, что от меня тебе надо, глупая? — жалостливо смотрел он на неё.

Юлька плакала спросонья, не врубаясь в ситуацию. Не помня, который час и как оказалась у него. Жалея, на чём свет стоит, себя разнесчастную, надеялась, сама не зная, на что. Забравшись с ногами на одеяло, она тихонько поскуливала, размазывая по лицу кулаком сопли и обиду.

— Молчишь, горе луковое? — ворчал парень, ища номер телефона её отца в своей записной книжке.

— Не надо, — ныла Юлька, враз сообразив, что её ждёт.

— Дудки. Больше я с тобой не лопухнусь, — пригрозил ей Макс.

— Пожалуйста, — всхлипывала она.

Только дело её не поправлялось, Макс на сей раз взял правильную линию и на её нытьё не поддавался.

— Ой, слушай, на черта оно тебе надо?… — это Юле, причём старательно избегая смотреть на неё, не сводившую с него виновато умоляющего взгляда, а в трубку:- Станислав Иванович, Максим Терехов беспокоит, вспомнили? Вот и ладушки. Вы Юлю не потеряли случаем? Есть такое. Заберите, у меня в общежитии на кровати сидит. Зачем пришла? Удочерить просится. Не до шуток мне. Вернулся с лекций, а тут такой сюрприз. Я её постерегу до вас, адрес записывайте.

Отключившись, он выдохнул, словно сбросил тяжёлый груз, и посмотрел на неё вполне весело.

— Ой, а мне пополам… — взвилась, умываясь слезами и соплями она, и в знак полного неодобрения отвернулась к стене.

Юльку забрали, хорошо ввалили и отправили учиться в Англию. Машка поскучнела. Новых подруг не завела, а с Юлькой стали видеться всего ничего на каникулах, даже наговориться не успевали.

Часики тикали. Девчонки выросли и кончали теперь уже каждый свою школу. Юлькины родители купили большую квартиру в другом районе, а Машкины расширились здесь и подружки вынуждены добираться друг к другу по нескольку часов, торча в пробках. Тихая Машка без своей предводительницы и бойкой подружки совсем растворилась во взрослеющем классе. Даже выпускной год не изменил её. Получив аттестат, Маша пошла в университет, наотрез отказавшись образовываться за границей, а Юлька, естественно, продолжила учиться уму разуму там же в Англии. Машка учила языки, Юлька — психологию. В доме Маши она по-прежнему свой человек. Когда-то Машка смеялась над Юлей за смешную детскую любовь, теперь время поменяло их местами, и уже Юля хихикает, веселясь над бестолковым Машкиным чувством. Та убогая подобрала оборванный осенним ветром рекламный плакат, прилипший к её модному сапогу вместе с листом клёна. На её беду это оказался не просто плакат, а