было шума моторов, не видно было огней. Это было необычно, и это пугало.

Бывший ефрейтор вскочил на скамейку, вытянул правую руку и на всякий случай закричал:

— Хайль!

Это не помогло. Странный предмет продолжал приближаться. Уже можно было разглядеть огромное светлое полотнище, под которым висело нечто вроде железнодорожной цистерны.

«Это же парашют!» — наконец догадался Бенц и стал прикидывать, куда он опустится.

Редкий лес расступался, освобождая место небольшой полянке, на которой и находилась колонка. Ручеек, деливший поляну на две почти равные части, огибал развесистые вязы, терял русло и разбивался на добрый десяток узеньких протоков, поросших густой высокой травой. У незадачливого ручейка хватало силенок пробежать еще метров двадцать, и затем он окончательно тонул в зыбком болотце.

Металлическая цистерна тяжело шлепнулась на краю болота. Полотнище парашюта, зацепившись за ветви вязов, несколько раз хлопнуло на ветру, а затем, с треском ломая ветки, рухнуло в воду. Над поляной снова повисла ночная тишина…

Дядюшка Бенц осторожно подошел к опустившейся с неба бочке. Пробив тонкую зеленую корку болота, она чуть ли не наполовину увязла в черном жирном иле. Белое полотнище, набухнув, устилало дно ручейка. Скоро предутренний ветерок расчесал примятую траву. Густые стебли поднялись и почти скрыли тусклый серый металл…

«Что это за штука?» — раздумывал дядюшка Бенц, ощупывая холодные гладкие бока железной бочки. Раздвинув толстые запутавшиеся стропы, он обнаружил посредине фланец, затянутый огромными зашплинтованными болтами.

Владелец колонки был довольно умным сумасшедшим: он сразу сообразил, что нехорошо присваивать чужое. Поэтому дядюшка Бенц решил немедленно припрятать неожиданную находку.

Сбегав на колонку, старик принес перочинный нож, но сколько ни старался, не смог перерезать толстую нейлоновую стропу. Пришлось притащить пилу. Пропилив минут десять, Бенц обнаружил, что стропы легко и просто отсоединяются: достаточно было нажать металлические карабины. Отцепив парашют, старик с трудом вытащил его из ручья и уволок в свой небольшой домик, примыкавший к зданию колонки. Полдела было сделано.

Другую половину Бенц поручил пожарным. Когда рассвело, он позвонил в ближайший городок, и красная пожарная машина примчалась минут через десять.

— Штраф — пятьдесят монет! — без предисловий объявил старшина в блестящей медной каске, убедившись, что колонке не угрожает никакая опасность.

— Он же идиот, — попробовал вступиться за дядюшку Бенца один из пожарных. — Нормальные и то в шутку нас вызывают, а тут тронутый…

— Поэтому и беру половину! — объяснил старшина. — С нормального взял бы сотню.

— Я предлагаю триста! — спокойно сообщил владелец колонки, доставая трубку.

— На колонке не курят, — машинально сказал старший пожарник. — Вы не просто идиот. Вы кретин! Я говорю — пятьдесят монет, вы суете триста! Триста больше, чем пятьдесят!

— Идиот я или кретин, это мое личное дело, — раздраженно ответил дядюшка Бенц. — Я вам даю триста монет, если вы мне вытащите бочку…

Бывший ефрейтор показал пожарным цистерну, шлепнувшуюся в ручей. Посовещавшись, они запросили четыреста монет и охапку сена.

Сено старик предложил заменить канистрой бензина.

— Никогда бы не подумал, что ваша колымага питается сеном, — удивленно заметил контуженый, похлопав пожарную машину по капоту.

— Сено мы сожжем, чтобы был дым, — объяснил старшина. — Потом составим рапорт о самовозгорании бочки солидола, и дело будет закончено…

— Но знаю, кто из нас идиот, — возразил дядюшка, — но сено дороже солидола…

Пожарные управились за полчаса. За это время они успели вытащить цистерну из ручья, подкатить ее к колонке и сжечь кучу промасленных концов. Когда столб дыма рассеялся, красная машина лихо укатила…

3

ЦУР — Центральное управление разведки — является учреждением с солидной репутацией. Еще не было случая, чтобы, взявшись за дело, управление разведки признало бы себя несостоятельным. Умение найти достойное объяснение любой неудаче, любому промаху издавна отличало руководителей управления, и в первую очередь — главных специалистов, или, как все их называли, — суперспецменов. Их было двое — Джо и Джон. Никто не знал их настоящих имен. Мало кто видел. Посвященным было только известно, что по утрам бронированный автомобиль подвозил суперспецменов к подъезду, который вел к совершенно отдельным от управления апартаментам. Всякую связь с другими отделами, правительственными учреждениями и остальной частью человечества суперспецмены поддерживали только по телефону. Они никогда не бывали на приемах, встречах и, тем более, пресс-конференциях. Они никого не принимали, кроме президента, руководителей разведки и особо доверенных агентов, которым намеревались дать личные наставления.

Суперспецмены, разумеется, знали обо всех событиях внутренней и международной жизни. Интересовало их буквально все, что двигало историю человечества вперед — цены на нефть, проблема мини-юбок, изучение лазеров, торговля наркотиками, фестивали песни в Сан-Ремо… Знания суперспецменов были поистине энциклопедичны. И советы их были чрезвычайно полезны при решении самых разнообразных вопросов, начиная от охраны университетов от негров, желающих учиться, и кончая охраной президентов от белых, уже кое-чему научившихся. Суперспецмены помогли создать стройную систему наблюдения (разумеется, негласного) за профсоюзами, учеными, докерами, зубными врачами, а также за всеми остальными гражданами. Не без вмешательства суперспецменов удалось более или менее пристойно завершить корейскую войну, определить наконец, кого следует поддерживать в Африке, выработать ясное понимание ближневосточного вопроса. Особенно ценный вклад они внесли в освоение вьетнамских джунглей.

Вполне естественно, ранним утром, когда за окнами еще стояла темень, Джо и Джон прежде всего занялись делом бывшего майора Мизера.

Свой рабочий день суперспецмены начали в комнате для раздумий. Благодаря огромному сплошного стекла окну, выходившему в тенистый сад, комната казалась больше, чем была на самом деле. Два глубоких кресла, небольшой столик с массивной стеклянной пепельницей, картина неизвестного художника, изображавшая кораблекрушение, да толстый ворсистый ковер составляли обстановку.

Джо и Джон чем-то неуловимо напоминали друг друга — плотные, упитанные старцы в неброских серых костюмах, белоснежных сорочках и аккуратно повязанных галстуках удобно устроились в креслах, отрезали кончики сигар,