Альфред Элтон Ван Вогт Чем ни дыши, один черт

Хотя безумные разговоры продолжались годами, пика они начали достигать, когда мне исполнилось тридцать два. Об этих изменениях, которые надвигаются. О том, что после 11 мая в атмосфере не останется кислорода. То есть через тридцать два дня. Думаете, они кого-нибудь напугали? Только не меня, Арта Аткинса.

«Смиритесь! — вещали все масс-медиа, что ни включи. — Отправляйтесь в ближайшее убежище и сделайте это сейчас, не откладывая до последней минуты».

У меня были мои девочки, и моя игра, и моя шикарная квартира, и все, что душа пожелает; и в конце концов эта чушь начала действовать мне на нервы. Чем, по-вашему, я занимался большую часть времени по ночам с очередной девушкой? Отговаривал бежать в ближайшее убежище.

— Ради бога, — увещевал я ее в самой что ни на есть терпеливой манере, — там чуть больше кислорода, вот и все. Это лишь временная мера. Уж я-то знаю. Я один из тех, кто принимал участие в сооружении ближайшего убежища.

Произнесите это сотню раз в рыдающую груду нежной женской плоти, и вам тоже станет скучно; а то, что происходило дальше, было ничуть не лучше.

В это утро телефон зазвонил вскоре после десяти. Я взял трубку, и на экране появилось изображение Моны. Мона — последнее приобретение моей отборной коллекции, сделанное всего полгода назад. В данный момент она была полностью одета.

— Я выхожу из игры, — заявила она.

— Послушай, — ответил я, скорее изображая удивление, чем на самом деле испытывая это чувство. — Как можно выйти из игры, в которой не участвуешь?

— Ох, тебе все шуточки, — надулась она и своим знаменитым движением отбросила назад золотистые волосы. Когда я впервые увидел, как она это делает, то чуть голову не потерял от эротических фантазий; и до сих пор не выработал к этому иммунитета. Тут до меня дошло, что она продолжает говорить. — В смысле… Я собираюсь переселиться в убежище. Этот воздух слишком плох для меня.

— Ты наслушалась болтовни этих сумасшедших, — сказал я. — Говорил же, не делай этого.

— Ну, может, тебе тоже стоит к ним прислушаться, — выпалила она, явно выбившись из колеи и силясь справиться с собой. В конце концов это ей удалось. — До Большого дня остался всего месяц.

— Что еще за Большой день? — сделал я вид, что не понимаю.

Увы, экран уже опустел.

Я не торопился отзванивать ей; может, она рассчитывала на быструю реакцию, на то, что Арт Аткинс будет умолять ее, так вот нет, спасибо большое. Наконец где-то в полдень я попытался связаться с ней; телефон звонил и звонил, но никто не отвечал. До меня начало доходить, что, возможно, она действительно сделала то, о чем говорила.

Я положил трубку мягко, но при этом стиснул зубы. И просто сидел, качая головой. Удивительно! Эти ненормальные всегда добиваются своего. Всегда находятся такие ублюдки, которые делают жизнь еще более трудной. Ну что тут можно предпринять? Я в каком-то смысле сдался, пусть уж ловят момент.

У меня возникла другая мысль. Я внезапно понял, что сама Мона не сумела бы организовать все это так быстро. Она не привыкла затруднять себя. А тут… Ну, я решил плюнуть на некоторые опасности и заковылял наружу.

Вам было бы интересно взглянуть на город, где я оказался, покинув свою квартиру на верхних этажах небоскреба. На тротуарах ни души, а над головой подернутое дымкой небо. Дымка не такая уж плотная на самом деле. Хуже то, что она держится постоянно.

Улицы точно вымерли; больше всего похоже на старые фильмы с видами европейских городов во время войны, когда всех жителей эвакуировали. Одни патрульные машины. Ну, я вышел и остановился; конечно, дышать без моих кондиционеров стало труднее. И жара. Уже перевалило за пять часов, а температура воздуха все еще выше ста. Это как-то связано с избытком в атмосфере углекислого газа.

Сдержав желание ловить ртом воздух, я заколебался. Стоит ли Мона таких усилий? И тут же понял: это вопрос принципа. Позволь одной девочке слинять, моментально и остальные разбегутся. И не успеешь глазом моргнуть, как будешь спать один-одинешенек.

Моне нужно преподать наглядный урок. Я должен иметь возможность сказать Хетти, Адели и Зое: «О'кей, сестричка, но не забывай, что случилось с дамочкой, которая решилась бросить Арта Аткинса».

Место, куда я направлялся, находилось в сотне ярдов от центральной улицы Духов. Ну, я побрел туда и просто шутки ради попытался остановить одну из муниципальных цистерн со сжиженным кислородом, которые в эти дни во множестве курсируют по улицам. Уродливые штуки. Лично мне кажется, что, если хочешь вдыхать нормальное количество кислорода, нет смысла просто выпускать его в воздух. Эти цистерны представляют собой простейшие машины серийного производства, с электрическими моторами, перезаряжаемыми батареями и выступающими передними сиденьями.

Как обычно, никто даже не подумал остановиться, чтобы подвезти меня бесплатно. Поскольку я уже смирился, то поднял руку с зажатой в ней двадцатидолларовой банкнотой. И — пожалуйста, никаких проблем. Я сказал водителю, куда мне надо, и он кивнул на заднее сиденье. Дополнительного кислорода тут нет, но, по крайней мере, сидеть можно и бока не отобьешь.

За двадцать долларов я, как правило, езжу на переднем сиденье; но я воспринимаю этих парней такими, какие они есть. Оказавшись внутри, я показал ему деньги. Он кивнул на пепельницу — дескать, положи туда — и потом выдал очередную банальность, улыбаясь с поджатыми губами:

— Если хотите, я отвезу вас к ближайшему убежищу, — и быстро добавил, как будто ожидая с моей стороны враждебной реакции: — Нечего храбриться перед лицом того, что на нас надвигается.

— Послушайте, я собираюсь навестить свою девушку, — терпеливо ответил я. — А уж если мне вздумается отправиться в убежище, я воспользуюсь своим личным входом.

Он, наверное, решил, что это шутка. В зеркале заднего обзора я снова увидел эти его поджатые губы. Тем не менее он, казалось, немного расслабился. И сказал тоном светской болтовни:

— Странные люди попадаются в последние месяцы. Естественный отбор дает нам новый взгляд на человеческую расу. Год назад у входа в убежище огромные толпы людей стояли лагерем. Это одна категория. Когда три месяца назад войти в конце концов разрешили, они хлынули внутрь. Потом появились другие категории; психологи насчитывают около сотни различных эмоциональных типов. Ну а сейчас возник особый тип взаимоотношений между мужчинами и женщинами, где мужчина играет нехарактерную для него доминантную роль. — Он помолчал, явно колеблясь. — Можно задать вопрос?

Я удивился.

— Вы оказали мне любезность, согласившись