тридцать… А тут не бывали?

— Не приходилось. Скажите, большая здесь фабрика?

— Как вам сказать, вообще-то порядочная, да в полсилы пока работает, непорядки у них. Директор новый, месяц назад заступил. Главный инженер — тот давно работает. Теперь, говорят, не ладит с начальством. Токарев, знаете, директор крутоватый, Алешка мой частенько про него рассказывает…

— Я вас, наверно, Иван Филиппович, от дела отрываю своими расспросами? — вдруг забеспокоилась Таня. — Так вы не обращайте на меня внимание.

— Ну от дела-то меня ничем не оторвать. Я могу и говорить, и работать. А сейчас как раз передышка полагается. В пятом часу сегодня поднялся. А почему, думаете? Бессонница? Ничего подобного! Спать могу по двенадцати часов на одном боку. Времени мало, вот что!

Иван Филиппович запустил пальцы в свою густую белую шевелюру:

— Видите? Солома над чердаком начисто повыгорела, а сделано сущие пустяки! Вот и поторапливаюсь.

— А я время у вас отнимаю, — виновато проговорила Таня, поднимаясь.

— Сидите, сидите! Я ведь совсем не в том смысле сказал.

Иван Филиппович усадил Таню и снова склонился над столом. Укрепил в зажимах нижнюю деку скрипки, выбрал циклю и начал снимать с внутренней стороны деки тончайшую, похожую на шелк, стружечку. Таня долго и внимательно наблюдала.

Наконец Иван Филиппович промерил толщину деки в нескольких местах каким-то особенным кронциркулем, улыбнулся.

— Вы замечали, наверно, — сказал он, снимая очки и зажимая их в руке, — частенько в пути бывает: сперва идешь — все хорошо: и дорога не трудная, и расстояния вроде бы не замечаешь, и поклажа спину не давит. Но вот дорога к концу пошла, с километр, а то и меньше остается, и этакое нетерпение вдруг: «Когда ж дойду?» Дойти бы поскорей, а тут на беду и шажки помельче, и поклажа спину мозолит. Думается, чуть поднажми — и дома! Вот уж и крылечко показалось, а тебе всё еще дальше далекого кажется… И у меня так: почти разгадал секреты звучания скрипки, почти дошел, — крылечко видать, а еще не дома. Считанные метры остались, а дела сколько? Открыть до конца надо, людям передать успеть, чтобы после меня сумели распорядиться.

Он нацепил очки, еще раз промерил деку и, как будто не доверяя кронциркулю, прощупал ее пальцами. Потом склонился ухом к вычищенной поверхности и провел по ней кончиками пальцев, прислушиваясь к чему-то.

Солнечный луч ударил в окно, осветил волосы и лоб старого мастера. В луче засуетились золотые пылинки, а Тане показалось, что это из глаз его брызнула струйка света, тоже золотая…

— Вы, наверно, очень любите свое дело, Иван Филиппович, — тихо сказала она.

— Очень! А вы? Разве не любите свое дело?..

— Конечно, люблю.

— Ну вот. И с профессией, должно быть, по любви сошлись, так ведь?

— По любви! — убежденно ответила Таня. — Только трудной была эта любовь. — Она закрыла глаза, как будто заглядывала внутрь себя.

— А это, знаете, хорошо, когда любовь трудная, — сказал Иван Филиппович, выбирая на столе новую циклю, — у всего трудного корни глубже сидят. Для того и человек живет на земле, что трудного кругом полным-полно, а разобраться, кроме него, некому.

Он продолжал выскабливать деку, то промеряя ее, то прощупывая пальцами. От легких, почти прозрачных стружек исходил тончайший аромат.

Наконец дека была готова. Иван Филиппович освободил ее, отложил инструмент и откинулся на спинку стула.

— Люблю деревце, без меры люблю, — задумчиво проговорил он. — Музыку люблю… Над иной скрипкой, бывает, год сидишь, а думаете, жалко времени? Ничуть! Лишь бы в эту скрипку душа вместилась. Вся, целиком!

Он взял теперь верхнюю деку и начал укреплять ее, продолжая разговор:

— Вот взять вашу профессию, она тоже сродни искусству. Знаете, какие у нас в Северной горе мебельные мастера прежде были! Кое-кто и сейчас на фабрике работает. Позже познакомитесь, порасскажут вам… Только нынешней мебелью да и вами, мебельщиками, я, признаться, недоволен. Ну скажите, почему, если мебели требуется много, ее надо плохо делать? Недавно я у Алексея, у сына, на фабрике был, смотрел мебель. Не признаю я такую стряпню, не признаю!

В голосе Ивана Филипповича послышались гневные нотки:

— И в чем дело, не пойму! Всё, думается, есть: люди, материал, техника! Тут от вас, от специалистов, многое требуется, понять вам надо, для чего вы есть! В том, наверно, и беда, что вы себя только техническими руководителями считаете, а должны быть и художественными еще, вдохновителями красоты должны быть! Да, да!

Гневные нотки становились все слышнее, Иван Филиппович обернулся к Тане и хотел сказать еще что-то, но осекся.

Лицо девушки стало растерянным и чуточку виноватым. Она не ожидала этой маленькой атаки, а может быть, просто вспомнила сейчас лето 1948 года, свою московскую квартиру и похожие слова — о красоте дерева, об искусстве человеческих рук. Было ли это совпадением? «Пожалуй, нет, — подумала Таня. — Даже разные люди о самом любимом и самом больном часто говорят похожими словами».

— Вы на меня не обижайтесь только… Простите, имя и отчество ваше не знаю, — начал было отступление Иван Филиппович.

— Таней зовите…

— Так вот, Танюша, я все это не в ваш адрес, сами понимаете. Просто за мебельщиков обидно. Я к этому делу сам отношение имею, занимался прежде, пока за скрипки не взялся. Отец, покойничек, серьезный мебельный мастер был, да и братья тоже…

Договорить Иван Филиппович не успел, потому что Варвара Степановна позвала к завтраку. Таня снова попыталась отказаться.

— Нет уж, уговор дороже денег, — сказала Варвара Степановна, нахмуриваясь.

Усадив Таню за стол, она поинтересовалась, не «заговорил» ли ее Иван Филиппович, не разболелась ли у нее голова.

— Он у меня это умеет, только попадись ему свежий человек, зальет разговором, как из пожарной кишки.

— Да, да, — ответил Иван Филиппович, — точь-в-точь как ты, Варюша; попадись тебе свежий человек, до потери сознания закормишь ведь, а? — Он рассмеялся и тут же добавил:

— А вообще-то я за женой, как за каменной стеной: и поесть вовремя вытащит, и спать к сроку загонит. А то нам дай волю — всё вверх дном пойдет.

На фабрику Таня ушла в девятом часу. Иван Филиппович обстоятельно разъяснил ей, как побыстрее дойти, и даже начертил на бумаге план, хотя и на дальний путь пошло бы не больше десятка минут.

Тане не повезло. Секретарша в конторе сказала ей, что у директора диспетчерское совещание и что придется набираться терпения и ждать, так как заниматься ею сейчас некому.

4

Директор мебельной фабрики Михаил Сергеевич Токарев с Ольховского лесопильного завода