руководство, и, поскольку не появилась Таня, остался в третью смену; Любченко передал ему о своем обещании. Алексей знал, что Таня должна задержаться недолго, но ее все не было, и Алексей встревожился. Дела в смене были в порядке, и он ненадолго отлучился домой, просто, чтобы узнать, не случилось ли что. Он разбудил мать и спросил, не знает ли она в чем дело, и та рассказала Алексею обо всех последних событиях.

— Обошлись бы вы уж сегодня-то без нее, Алешенька, — сказала она. — Вовсе без силушки ведь пришла-то. Тут и памяти у порога лишилась. Погода-то не тише?

— Какое там тише! — махнул рукой Алексей.

— Куда пойдет? Управьтесь уж там. И потом… дело такое, Алешенька, ты пойми, встреча какая!..

— Да я, мама, вроде понятливый, — ответил Алексей.

В это время вышла Таня.

— Что-то случилось, Алеша?

Алексей успокоил, что «ровным счетом ничего, Любченко прихворнул только», что смена идет и что беспокоиться ни о чем не нужно, да и погода такая…

— А задание сменное выполним, — пообещал он, — можете не сомневаться. Вам лично завтра «экзамен» сдавать буду, ясен вопрос? — Он протянул Тане руку. — Может, не доверяете только?

— Ну что вы, Алеша… спасибо!.. — Таня крепко пожала протянутую ей руку. Она была так рада, что можно остаться дома, с Георгием. И хотя упрекала себя за это, но тут же оправдывала: «Такое бывает раз в жизни!»

Алексей ушел. Таня вернулась к себе.

— Все хорошо… мне можно не идти, — сказала она, снимая ватник и от слабости придерживаясь рукой за стену.

— Ты бы легла, Татьянка, — поддерживая ее, сказал Георгий, — смотри, едва на ногах стоишь.

— Нет, нет, это пройдет! — Таня подошла и присела на кровать, опершись рукой о руку Георгия. — Это совсем как новая жизнь, милый… Совсем новая! Если бы ты знал, что было передо мной в тот последний день… Я ждала, что увижу тебя…

— А я? Ты думаешь, я не ждал?

Да, Георгий тогда ждал. То, что произошло, было как ураган. Он закрутил его в вихре и не дал опомниться. Георгий не вернулся тогда домой. Он шагал по улицам, по бульварам, не видя и не слыша ничего, не зная, куда и зачем идет. Спускался в метро и ехал куда попало, снова выходил на улицу… Домой пришел только под вечер и долго сидел один. Родителей не было в городе: Андрей Васильевич вместе с Ксенией Сергеевной уехал в свой новый лесопитомник, где он директорствовал, — там они пробыли до глубокой осени… Георгий, измученный всем происшедшим, повалился на диван, но, несмотря на нечеловеческую усталость, сна не было. Он встал, ходил по комнате и ждал. Если все неправда, если Таня не виновата ни в чем, она обязательно приедет, постарается убедить его, если только он ей дорог по-настоящему! Но Тани не было. Значит, все правда! Значит, обман! Она уедет вместе с Савушкиным! Непреодолимая сила вытолкнула Георгия из дома. Он торопился: шел, ехал — мчался на вокзал и… опоздал к поезду. Входя в потоке людей через вокзальные двери, он не знал, что в эту минуту, выйдя через другие, торопился к станции метро Савушкин, который так и не нашел его после. Поезд уже отходил, и, конечно, Тани Георгий не увидел. «Конец!» — сказал он, и снова началось бесцельное хождение по Москве, по ее ночным улицам.

В Варшаве Георгий пробыл неделю. Потом начались поездки по другим польским городам. Прошел август. Вернувшись в Москву, Георгий с неожиданной ясностью понял, что в городе, где началось и так нелепо оборвалось счастье, он оставаться не может. Он пробыл в Москве три дня. Вечером был на набережной, куда попал случайно: просто пришел, сам не зная зачем. Вспомнилось все самое хорошее… «Нет, нет! Не думать! Забыть! Бежать! Дальше отсюда!» Он ушел… А поздно ночью остановился в Танином переулке, против подъезда.

На следующий день он упросил включить его в состав концертной бригады, едущей на целину.

Начались необыкновенные концерты: на полевых станах, в недостроенных клубах, в общежитиях; утомительные переезды то под палящим солнцем, то под проливным дождем в глухую полночь, на грузовых машинах, часто попросту на телегах. Родителям он изредка писал коротенькие открытки. В них он сообщал о том, куда поедет еще. Иногда на новом месте его ожидало письмо из дому. В Москву Георгий попал только в начале декабря. Он узнал от матери, что в ноябре, вернувшись домой, она нашла письмо от Тани и отправила ему. Обратно письмо не вернулось.

В декабре продолжались концертные поездки. Георгий по-прежнему старался убедить себя, что вот поездит так побольше и все успокоится, все станет на свои места. Но это был самообман. Образ Тани постоянно возникал перед его глазами, и Георгий наделял его всем самым светлым. Получалось так, что теперь, оторванный от нее, может быть, уже все потерявший, он начинал жить только ею одной. В конце января, во время концертов в Сибири, Георгий получил письмо от матери. Она писала, что неожиданно вернулось «за ненахождением адресата» Танино письмо и она не рискует посылать снова. Пускай оно дождется его приезда здесь. Так, наконец, он все-таки прочел те несколько строк, в которые Таня вложила все. И как-то сразу рухнуло то, темное. Остались только угрызения совести и желание увидеть Таню. Как раз предстоял концерт в Новогорске, и Георгий послал телеграмму, оставив про запас поездку в Северную гору сразу после концерта, если почему-либо встреча в городе не состоится… Так и вышло.

— Я нашел этот дом и не застал тебя, Татьянка, — закончил он свой рассказ. — Главное, никто не знал, куда ты исчезла. Можешь себе представить, как я обрадовался и перепугался потом, когда ты пришла измученная, вся в снегу. Татьянка! Если бы можно было зачеркнуть пятно на моей совести! — Георгий неожиданно поник.

Танины пальцы запутались в его густых темных волосах. Таня гладила его голову и старалась приподнять ее, а он сидел по-прежнему в глубоком раздумье. Потом вскинул голову:

— Пить страшно хочется, Татьянка, ты дала бы воды, — попросил он.

Таня засуетилась:

— Ой, я и не подумала! Сейчас чайник поставлю. У самой в горле пересохло все… — Она пошла на кухню. Принесла стакан воды.

Потом Таня снова села рядом с Георгием. Поправляя подушку на кровати, она нечаянно выронила из-под нее фотографию. Он поднял:

— Что это?

— Ты хотел спросить, кто? — улыбнулась Таня и, обнимая Георгия, сказала: — Это он, тот, который был и будет постоянно со мной! Всю жизнь! Где бы ни находился! Тот, который, наверно, никогда больше не подумает обо мне так, как тогда…

Таня обхватила ладонями щеки Георгия и повернула его лицо к себе. Их глаза встретились. Наверно, Танины глаза светлели все больше и больше, потому что светлым становилось и лицо Георгия. Он