Мартынов Леонид Николаевич - 7 книг. Начальная страница.

Леонид Николаевич Мартынов (1905–1980) – русский поэт, переводчик, мемуарист.
Родился 9 (22) мая 1905 в Омске в семье инженера-строителя железной дороги, детство провел в служебном вагоне отца на Великом Сибирском пути. Учебу в Омской классической гимназии прервали революционные события. В 1920 вошел в группу омских футуристов. С 1921 публиковался в местной прессе – заметки в газете «Рабочий путь» и стихи в журнале «Искусство», позднее в журналах «Сибирские огни», «Сибирь», газете «Омский водник». Пытался поступить во ВХУТЕМАС в Москве; вернулся домой из-за житейских неурядиц (голод, болезнь); занимался самообразованием. По журналистским поручениям и по собственной охоте меняя занятия (от сельского книгоноши до участника геолого-геодезических экспедиций), много ездил по Сибири, что впоследствии нашло отражение в его книге очерков Грубый корм, или Осеннее путешествие по Иртышу, 1930.
В ранних стихах Мартынова, в поэмах Зверуха (1925), Золотая лихорадка (1926) романтическая дерзость, вызов судьбе, острое ощущение тектонических сдвигов истории противопоставлены, в духе «конкистадорской» (Н.С.Гумилев) и «контрабандистской» (Э.Г.Багрицкий) поэзии, уныло-прозаическому существованию нэпманского мещанства, отличаясь, однако, фундаментальной опорой на прошлое, чувством «праистории», державным восприятием величественного и древнего простора Сибирской равнины. Живой интерес к минувшим дням Сибири, к ее конкретным историко-бытовым реалиям диктует Мартынову поэмы Старый Омск, Адмиральский час (обе 1924), Сестра (1939). Позднее побывал в северорусских городах Архангельске, Вологде (куда после ареста в 1932 по обвинению в контрреволюционной пропаганде был отправлен в административную ссылку в 1933–1935), в Ярославле, что укрепило его интерес к истории, этнографии, к сложнейшему переплетению межнациональных влияний и культурных пластов. Одновременно тема социалистического строительства, основная для очерковой прозы Мартынова тех лет, отражена и в его тогдашних стихах.
Историческому прошлому азиатской России (с неизменной проекцией в настоящее) Мартынов посвятил цикл поэм: Патрик (1935), Правдивая история об Увинкае (1935–1936), Рассказ о русском инженере (1936), Тобольский летописец, Искатель рая (обе 1937), Волшебные сады (1938), Исповедь Елтона, Сказка про атамана Василия Тюменца, Домотканая Венера (все 1939). К нему примыкают исторические баллады Бусы, Пленный швед, Ермак и др. Искусно выстроенная фабула, прекрасное знание фольклорно-этнографического и историко-бытового материала, масштабность исторического фона и глубина философского осмысления, обаяние героя, талантливого и бескорыстного мечтателя-одиночки, умелая стихотворная стилизация народного раешника заставили говорить о Мартынове как о своеобразном историке-бытописателе и поэте-мыслителе. Развитием историко-бытовой сибирской темы, «подкрепляющим» поэзию Мартынова, стала его художественно-очерковая проза (Крепость на Оми, 1939; Повесть о Тобольском воеводстве, 1945, один из эпизодов которой развернут в поэму Дукс Иван непотребный и многогрешный).
Сказочно-фантастический мотив поисков страны счастья определил тональность поэтических сборников Лукоморье и Эрцинский лес (оба 1945), осужденных тогдашней критикой за отрыв от времени и аполитичность. В то же время В.В.Маяковский и А.А.Блок повлияли на раннюю урбанистическую и любовную лирику Мартынова, с годами набиравшую силу.
В годы Великой Отечественной войны Мартынов вводит в свои стихи и очерки тему историко-культурной преемственности. Конец 1940-х годов в поэзии Мартынова – время полноты светлого ощущения бытия, динамизма и радостного восприятия мира, переживания внутренней свободы, открытости всему окружающему – событиям, природе, людям (стихотворения Мне кажется, что я воскрес..., Царь природы, Дедал, Люди, Европа, Свобода и др.).
Аллегорическая насыщенность, философская многоплановость, изысканная ритмика, аллитерационное богатство сообщают особую прелесть лирике Мартынова, во многом предвосхитившей поэзию шестидесятников, особенно А.А.Вознесенского и А.А.Ахмадулиной (напр.: «Ночь была, мгла легла. / Но, как порох, / Вспыхнул вдруг алый свет в светофорах...», Муха, 1941; «Вода / Благоволила / Литься! // Она / блистала / Столь чиста, / Что – ни напиться, / Ни умыться // И это было неспроста», Вода, 1946; «Все-таки / Разрешилась, / Больше терпеть не могла, / Гнев положила на милость. / Слышите: / Градус тепла!», Градус тепла, 1954; «Пруд, / Как изумруд, / Только берег круг. // Грот, / Но в этот грот / Замурован вход. // Так / У каждых врат / Множество преград», Рай, 1957). Однако с 1960-х годов в поэзии Мартынова, наряду с усилением диалогического начала, разговорной интонации, введением научно-технической лексики, все чаще звучат газетно-публицистические, почти официозные ноты (Учитель; Революционные небеса; Октябрь, который «порвал немало уз, / И, грубо говоря, / Проветрил чертоги муз / Ветрами Октября»; Революция, стимулировавшая, по Мартынову, появление идей В.Татлина, М Шагала, С.Коненкова; Ленин и Вселенная, где говорится о том, что «мысли и чувства Владимира Ленина, / Те иль иные его размышления, / И для соседей по космосу ценны»).
Необычайное жанровое разнообразие, экспериментальный характер поздней лирики Мартынова рождают как образцы плодотворного синтеза аналитико-журналистско-поэтического начал («Я провожал / Учительницу средней...», 1960), так и претенциозную бессмыслицу («Добрый мир, / Который я люблю, / Ты недавно вышел из окопов. / Я тебе чего-нибудь куплю / В магазине изотопов», Ленинский проспект, 1960), как остроумное формотворчество («В келье старец виден еле-еле. / «Отче, чем ты грезишь в недрах ночи?», Келья летописца, 1969), так и полуофициальной банальности («И ночь. И снова ветрено и сыро. / И вихри так сшибаются с листвой, / Как будто бы над самой головой / Плывет не лайнер в бездне буревой, / А мечется, как смуглый ангел мира, / Индира Ганди в шубке меховой», Газетная тема, 1971).
Особый пласт поэзии Мартынова – произведения об искусстве и его творцах (сонет Поэзия, стихотворения Рифма, Крест Дидло, «баллады» о земляке поэта композиторе В.Шебалине, о художнике Н.К.Рерихе, об отечественных поэтах – Явление Тютчева; Вздохи Антиоха, посвященный А.Д.Кантемиру, и мн. др.), а также об эпохальных событиях и лицах мировой культуры (Овидий в Рим писал в тоске..., Чернильница Лютера, О, литература осьмнадцатого столетья..., Кто нынче читает Парни?...).
Лучшие стихи Мартынова – раннего и в сборниках Первородство (1965; Государственная премия РСФСР, 1966), Гиперболы (1972; Государственная премия СССР, 1974, где в стихотворении Творчество выдвинут тезис «дерзости простоты», необходимой поэтическому искусству в период научно-технической революции, «когда создаются сложнейшие вещи – подобия солнцу, заменители лун»), Земная ноша (1976), Узел бурь (1979), Золотой запас (1981) – обогатили русскую поэзию 20 в. интеллектуальным разнообразием, тонкой словесной игрой, богатством интонационной палитры, необычной рифмовкой.
Талантливым мемуаристом обнаружил себя Мартынов в сборнике автобиографических новелл Воздушные фрегаты (1974), в книге воспоминаний Знак бесконечности (1980). Широко известен Мартынов – переводчик поэзии с английского, французского, итальянского, польского (в т.ч. А.Мицкевича), чешского, венгерского (в т.ч. Д.Ийеша, Ш.Пётефи), литовского (в т.ч. Э.Межелайтиса) и других языков (сборник Поэты разных стран, 1964; книга стихов и поэм татарского поэта Такташа Хади, 1955, и др.).
Умер Мартынов в Москве 21 июня 1980.

Источник: Энциклопедия Кругосвет