Лора Андронова Тёмными тропами
Журнал "Если", 2009 N 7
Земля легко сыпалась сквозь пальцы, не пачкая кожу, оставаясь висеть в воздухе серым облачком. Убрав верхний слой, Пит поднялся, посмотрел на часы. Отряхнул джинсы и медленно, как учил дедушка, провел рукой над могилой. Та отозвалась - глухо, недовольно, не желая отпускать постояльца. — Темными тропами, светлыми путями, выйди из сумерек, разорви цепи, - забубнил мальчишка, не отрывая взгляда от исчирканного листа школьной тетради. Почва чуть шевельнулась. Пит со страхом посмотрел вниз и перевернул шпаргалку на другую сторону. — Черное марево отмети прахом... По земле, все расширяясь, пробежала трещина. В открывшемся провале смутно мелькнуло что-то блестящее, багровое, заметалось, ища выход. Зашуршал гравий. — Солнцу ушедшему поклонись снова, - скороговоркой закончил Пит и юркнул за ближайшее дерево. Ночное небо расколола алая молния, и на секунду сделалось совершенно светло. Стали видны кресты и статуи, торжественные склепы и деревянные скамьи, стал виден далекий лес и церквушка, словно спиной повернувшаяся к одинокой, развороченной могиле без надгробия. Едва Пит успел прижаться к шершавому, пахнувшему смолой, стволу, как кладбище тряхнуло, закаркали вороны, разноголосо завыли окрестные псы. Из земли потянулась рука, схватилась за пучок травы. — Господи, господи, - зажмурившись, шептал паренек. Потом вспомнил, что дед говорил про молитвы и оборвал себя. Глаза же решился открыть только когда карканье и вой прекратились. Вокруг снова было темно и тихо. Мигая, разгорался фонарь, ветер гонял по дорожке обертку от мороженого. Возле распахнутой безымянной могилы, покачиваясь, стоял высокий, сутуловатый человек в довоенном костюме и новеньких, но испачканных глиной ботинках. Неуверенно тряхнув головой, он сделал шаг, потом другой, и вдруг стал заваливаться на бок, на жесткие, аккуратно подстриженные кусты. Упасть он не успел: тонкие мальчишеские руки обхватили воскресшего за плечи. — Дедушка, - сказал Пит. Уткнулся носом в знакомый с детства пиджак, и заплакал. Старик пришел в себя на полпути к шоссе. Провел ладонью по лицу, чихнул, достал из кармана клетчатый платок и трубно высморкался. Осмотрелся, бормоча что-то неразборчивое, хмурый взгляд остановился на Пите. — Ты что, малец, себе позволяешь?! — Дедуля... — Какой я тебе дедуля! Мальчик виновато шмыгнул: — Георг... — Всю жизнь Георгом был и после смерти остался! — Я хотел как лучше! — Он хотел! Посмотрите на него! Великий Хотетель! Мало ли чего ты хотел! - старик инквизиторски воззрился на внука. - Сколько дней прошло? — Шесть, все как учил. Георг фыркнул. — Все как учил! - передразнил он. - Надо же, какой прилежный! — У меня тут записано, - Пит робко помахал листочком с каракулями. - Слово в слово. — Подумать только! - восхитился дед. - Записано! Слово в слово! Собственной ручкой! А у тебя записано, чем грозит скорое оживление? Пит кивнул, нахохлившись. — А поразмышлять не пробовал на эту тему? Пораскинуть мозгами? Воображение подключить - хотя бы на четверть мощности? — Но ведь... Тот не слушал. — Десять лет потратил! С колыбели, можно сказать, вдалбливал, рассказывал, расписывал, объяснял, что да как. И все зря! Ничего в башке не задержалось: пустота сплошная, плесень, паутина и мухи жужжат. Дурень - одно слово. Чем венчается наше гордое фамильное древо? Внук шмыгнул носом, не решаясь ответить. — Сморчком! Хлюпенькой поганкой! Да, не видать больше нашему роду славы Бессердечного Боба и Алекса Ненасытного! Георг посмотрел по сторонам и решительно зашагал через шоссе. Пит вцепился ему в локоть, не смея отстать и на сантиметр. Дорог он очень боялся, даже таких - тихих, пустынных. Особенно таких. — Мне было страшно. — Веская причина, что ни говори! Когда замерзнешь зимой - подожги город. Очень, говорят, согревает. Пит крепче сжал дедову руку. — Я скучал. В сердитом стариковском взгляде на мгновение мелькнула теплота - и тут же растворилась в рассветной прохладе. — Надо же, - пробурчал он. - Как трогательно. Живо домой, будем думать, что делать дальше. Квартира встретила их запахом борща, свежего хлеба и тонким, едва уловимым, ароматом свечей. Скинув ботинки и вымыв руки, Георг уселся за стол. С усмешкой отодвинул раскрытый на середине Codex Gigas. — Неплохо бы поесть, - заметил он. Пит просиял и засуетился. — Вот супчик, сметанка, хлебушек - все как ты любишь. — Что к чаю? — Эклеры, шоколадные. — С поминок остались, что ли? — Не, новые купил. Дед милостиво кивнул. — Неплохо, - зачерпнул ложку свекольной гущи, с удовольствием принюхался. - Эй, а ты-то что к сладкому тянешься? Положи на место. Не заслужил. Эклер вернулся на блюдо, и Пит вздохнул - одновременно расстроено и довольно. Пусть ворчит, пусть ругается - только чтобы был рядом, не оставлял одного. Он хотел это сказать вслух, но не сказал - побоялся. — Встань тут, - Георг показал горбушкой на место возле книжного шкафа. - Так. Теперь отвечай: ты у нас кто? — Пит Янсон. — Мило. И все? — Нек-кромант, - заикаясь, проговорил мальчишка. Корешки фолиантов за его спиной переливались всеми оттенками потускневшего от времени золота. — Чудесно! Хоть это ты помнишь. В чем состоит твоя первейшая обязанность согласно Своду? Пит переступил с ноги на ногу, чувствуя, как слабеют колени. — Присматривать за кладбищами города... Упокаивать... Развоплощать... В особых случаях - вызывать духов. — Мм? Неужели? А не говорилось ли там чего на счет воскрешения скончавшихся родственников? Например, что это - особо рекомендованная процедура для юных некромантов? — Возвращать недавно умерших к жизни строго запрещено, - еле слышно отозвался Пит. Отставив пустую тарелку, Георг придвинул к себе кружку с чаем и эклеры. — Я - старый человек, - сказал он печально. - Такой старый, что уже даже покойный. Склероз меня донимает, жуть как. Не подскажешь, к чему такие строгости? — Воскрешенный будет использовать жизненную силу некроманта и, в результате... Георг шумно заглотил третий эклер. — Да-да? В результате? — Выживет тот, кто сильнее. Второй угаснет, - отозвался Пит, морщась от головной боли. Ноги ослабели настолько, что ему пришлось опереться о стул. Не обращая внимания на побелевшего внука, Георг задумчиво прихлебнул чаю. — Что-то мне это все напоминает. Только вот - что? Проклятый маразм! Он потянулся, посмотрел в потолок, полистал Codex. —