Хулио Кортасар Дуновение пассатов

Кто теперь знает, кому это пришло в голову, может быть, Вере, когда вечером они отмечали день ее рождения, и Маурисио настоял, чтобы они открыли вторую бутылку шампанского, и они танцевали и пили шампанское в гостиной, наполненной запахом сигар и полуночи, а может быть, это случилось в тот момент, когда «Блюз в терциях»^[1] навеял ему воспоминания о начале их отношений и их первых пластинках, когда дни рождения еще не превратились в докучливый и обязательный ритуал. Все было как игра, они заговорили об этом во время танца, улыбаясь друг другу и постепенно погружаясь в забытье винных паров и сигаретного дыма, оба согласились, почему бы и нет, так значит, решено, они так и сделают, и как раз наступает лето, они вместе равнодушно перелистали проспекты, предложенные туристическими агентствами, неожиданная идея, принадлежавшая не то Маурисио, не то Вере, взять и позвонить, поехать в аэропорт, проверить, стоит ли игра свеч, такие вещи делаются сразу или не делаются вообще, в конце концов, ну и что, в худшем случае они вернутся все к той же не лишенной приятности иронии, которая сопутствовала им в стольких путешествиях, но сейчас попробовать по-другому, сыграть свою игру, установить равновесие.

Потому что на этот раз (и в этом была новизна, мысль, которая пришла в голову Маурисио, но которая могла родиться в ходе случайных размышлений о том о сем и у Веры, двадцать лет совместной жизни, ментальный симбиоз, когда один начинает фразу, а другой ее заканчивает, с другого конца стола или с другого конца телефонного провода), на этот раз все могло быть по-другому, надо только задать себе установку, погрузиться в полный абсурд, начиная с того, чтобы лететь разными самолетами и остановиться в отеле, как незнакомые люди, и пусть их случайно представят друг другу в столовой или на пляже по прошествии одного-двух дней, где завяжутся новые отношения, принятые во время летнего отдыха, любезно общаться друг с другом, болтать о работе и семье в круговерти коктейлей среди такой же болтовни о работе и жизни других, таких же как они, кто точно так же ищет легкого знакомства на отпуск.

Никто не обратит внимания на то, что у них одинаковая фамилия, потому что такая фамилия встречается на каждом шагу, будет так забавно постепенно развивать знакомство друг с другом, сочетая этот процесс с другими знакомствами, развлекаться с другими людьми, каждый со своими, пользуясь случаем, получать удовольствие от ни к чему не обязывающих свиданий, а время от времени встречаться наедине и глядеть в глаза другу, как сейчас, когда они танцуют под «Блюз в терциях», иногда прерываясь на минуту, чтобы пригубить шампанского из бокала, чокаясь в такт музыке, какие они милые, внимательные друг к другу и усталые, и уже половина второго ночи, запах сигаретного дыма и духов, которыми Маурисио захотелось надушить волосы Веры, и он все думал, те ли духи он выбрал и понравятся ли они Вере, если она приподнимет лицо и вдохнет этот запах, — она была так разборчива и не часто с ним соглашалась.

День рождения всегда кончался тем, что они занимались любовью, после того как закрывалась дверь за последними гостями, которых они любезно провожали, не проявляя нетерпения, но на этот раз у них никого не было, они никого не приглашали, потому что в присутствии других они скучали еще больше, чем когда были одни, они танцевали, пока не закончилась пластинка, стояли обнявшись, глядя друг на друга затуманенными, полусонными глазами, вышли из гостиной в ритме только что звучавшей музыки, потерянные, но почти счастливые, сняли обувь и прошли босиком по ковру спальни, медленно, неторопливо разделись, сидя на краю кровати, помогая и мешая друг другу, поцелуи и пуговицы, и снова неизбежное повторение хорошо известных обоим пристрастий, в привычном свете зажженной лампы, который словно приговорил их к повторению одних и тех же движений, шепота одних и тех же слов, а затем медленное погружение в безрадостное забытье, после повторения всех тех формул, когда слова и тела исполняют непременную, исполненную почти что нежности обязанность.

Наутро было воскресенье и шел дождь, они позавтракали в постели и стали решать всерьез; надо было установить и упорядочить каждую фазу задуманного проекта, чтобы он не превратился в еще одно заурядное путешествие, а в особенности не закончился бы еще одним таким же возвращением. Они считали, загибая пальцы: они поедут отдельно друг от друга, это раз, поселятся в разных комнатах, чтобы ничто не помешало им использовать возможности летнего отпуска, это два, никаких проверок или косых взглядов, так хорошо знакомых обоим, это три, встречи без свидетелей с целью поделиться впечатлениями и понять, стоило ли все это затевать, это четыре, остальное как обычно, они вернутся одним и тем же самолетом, поскольку уже не важно будет, что подумают окружающие (или важно, но это будет видно потому, как пройдет пункт четвертый), это пять. То, что должно произойти потом, учету не подвергалось, это было делом и решенным, и неопределенным одновременно, сумма случайных величин, которая могла оказаться какой угодно и о которой сейчас нечего было и говорить. Самолеты в Найроби^[2] летали по четвергам и субботам, Маурисио вылетел первым, сразу после обеда из лососины, запеченной на углях, они поднимали тосты и обменивались сувенирами, возьми с собой хинин и смотри не забудь крем для бритья и пляжные сандалии.

Забавно было приехать в Момбасу^[3], потом час в такси, которое привезло ее в «Пассаты», бунгало прямо на пляже, где она увидела улыбающиеся лица африканцев и прыгающих по кокосовым пальмам обезьян, забавно было издалека увидеть Маурисио, который здесь уже вполне освоился и, сидя на песке, играл во что-то с парой отдыхающих и стариком с рыжими бакенбардами. В час коктейля она подошла к ним на открытой веранде, которая выходила на море, они поговорили о ракушках и подводных камнях, вместе с Маурисио была женщина и двое молодых мужчин, в какой-то момент он поинтересовался, откуда приехала Вера, и сказал, что сам он из Франции и что он геолог.

Было бы неплохо, если бы Маурисио и вправду был геологом, подумала Вера, и, отвечая на вопросы других туристов, сказала, что работает педиатром и так устала, что взяла отпуск на несколько дней, дабы не впасть в депрессию, старик с рыжими бакенбардами оказался дипломатом на пенсии, его жена одевалась, как двадцатилетняя девушка, но ей это шло, потому что в таких местах все кажется как в цветном кино, включая официантов и обезьян, и даже само название «Пассаты» навевало мысли о Конраде^[4] и о Сомерсете Моэме, коктейли прямо из кокосового ореха,