путешествий и светской жизни.
…Что хорошего я сделала для нас с ним за эти полтора года? Я радовалась его любви, меня огорчало его легкомыслие, я бывала шокирована его мыслями и поступками– всё это ни слова не говоря, избегая объяснений, и я не раз сердилась на Рено за своё молчание…
Я поступала эгоистично, страдая и не пытаясь найти избавление от страдания; из гордыни я осуждала его молча. А ведь он на всё был готов ради меня! Я всего могла добиться благодаря его ласковой предупредительности; он любил меня достаточно для того, чтобы мною руководить, – надо было только мне с самого начала направить его. А что сделала я? Попросила… ключ от холостяцкой квартиры!
Необходимо всё начать сначала. К счастью, ещё не поздно. «Дорогой мой папочка! – скажу я ему. – Приказываю вам меня обуздать!..» Ещё я ему скажу… столько всего…
…Пусть идёт время, пусть движется солнце, вылетают из леса нежные ночные бабочки, пусть покажется, хоть для неё и рановато, робкая симпатичная сова и, мигая подслеповатыми глазами, сядет на опушке леса; пусть лесная поросль откликнется с наступлением вечера тысячью голосов, негромких криков – я буду слушать вполуха и следить за всем рассеянным ласковым взглядом… Вот я встаю, потягиваюсь, разминаю затёкшие руки и ноги и, подгоняемая сгущающимися сумерками, бегу в Монтиньи… Ведь скоро придут за почтой, чёрт возьми! Я хочу написать Рено. Решение принято… Ах, как мало мне для этого было нужно!
Дорогой Рено! Мне трудно Вам писать, ведь я делаю это в первый раз. Но мне кажется, что я никогда не смогла бы сказать Вам то, что хочу успеть сказать, прежде чем уйдёт вечерняя почта. Я должна перед Вами извиниться за свой отъезд и поблагодарить Вас за то, что Вы позволили мне уехать. Мне понадобилось четыре дня, проведённых в одиночестве и тоске, чтобы понять то, в чём Вы убедили бы меня за несколько минут… Тем не менее, я считаю, что эти четыре дня не прошли даром. Вы написали мне о своей любви, дорогой папочка, ни слова не сказав о Рези; Вы не упрекнули меня: «ты сама занималась с ней почти тем же, чем и я…» Хотя это было бы в общем правильно… Но Вы-то знали, что это не было одно и то же… и я Вам признательна за то, что Вы этого не сказали. Я бы ни за что не хотела в будущем огорчать Вас, но Вы должны мне помочь, Рено. Да, я Ваша дочка – и не что иное, – дочка чересчур избалованная, которой Вы должны иногда в чём-то отказывать. Я пожелала иметь Рези, и Вы преподнесли мне её, словно конфетку… А надо было объяснить, что сладости бывают вредны и что желательно избегать дешёвых товаров… Не бойтесь, дорогой Рено, огорчить свою Клодину, немножко её пожурив. Мне нравится зависеть от Вас и побаиваться друга, которого я очень люблю. Ещё я хочу сказать Вам вот что: я не вернусь в Париж. Вы доверили меня родному краю, который мне очень дорог; так приезжайте ко мне сюда, держите меня здесь, любите тоже здесь. Если Вам придётся иногда от меня уезжать– вынужденно или такова будет Ваша воля, – я буду Вас здесь ждать как верная жена. Этот край и прекрасен, и печален, не бойтесь здесь соскучиться, тем более что рядом буду я. Ведь я похорошела, стала ещё нежнее и вернее. Приезжайте ещё и потому, что я не могу больше жить без Вас. Я люблю Вас, люблю – я в первый раз пишу Вам об этом. Приезжайте! Я ждала Вас долгих четыре дня, дорогой мой муж, теперь Вы наконец перестанете быть для меня слишком моложавым!..
…Пусть идёт время, пусть движется солнце, вылетают из леса нежные ночные бабочки, пусть покажется, хоть для неё и рановато, робкая симпатичная сова и, мигая подслеповатыми глазами, сядет на опушке леса; пусть лесная поросль откликнется с наступлением вечера тысячью голосов, негромких криков – я буду слушать вполуха и следить за всем рассеянным ласковым взглядом… Вот я встаю, потягиваюсь, разминаю затёкшие руки и ноги и, подгоняемая сгущающимися сумерками, бегу в Монтиньи… Ведь скоро придут за почтой, чёрт возьми! Я хочу написать Рено. Решение принято… Ах, как мало мне для этого было нужно!
Дорогой Рено! Мне трудно Вам писать, ведь я делаю это в первый раз. Но мне кажется, что я никогда не смогла бы сказать Вам то, что хочу успеть сказать, прежде чем уйдёт вечерняя почта. Я должна перед Вами извиниться за свой отъезд и поблагодарить Вас за то, что Вы позволили мне уехать. Мне понадобилось четыре дня, проведённых в одиночестве и тоске, чтобы понять то, в чём Вы убедили бы меня за несколько минут… Тем не менее, я считаю, что эти четыре дня не прошли даром. Вы написали мне о своей любви, дорогой папочка, ни слова не сказав о Рези; Вы не упрекнули меня: «ты сама занималась с ней почти тем же, чем и я…» Хотя это было бы в общем правильно… Но Вы-то знали, что это не было одно и то же… и я Вам признательна за то, что Вы этого не сказали. Я бы ни за что не хотела в будущем огорчать Вас, но Вы должны мне помочь, Рено. Да, я Ваша дочка – и не что иное, – дочка чересчур избалованная, которой Вы должны иногда в чём-то отказывать. Я пожелала иметь Рези, и Вы преподнесли мне её, словно конфетку… А надо было объяснить, что сладости бывают вредны и что желательно избегать дешёвых товаров… Не бойтесь, дорогой Рено, огорчить свою Клодину, немножко её пожурив. Мне нравится зависеть от Вас и побаиваться друга, которого я очень люблю. Ещё я хочу сказать Вам вот что: я не вернусь в Париж. Вы доверили меня родному краю, который мне очень дорог; так приезжайте ко мне сюда, держите меня здесь, любите тоже здесь. Если Вам придётся иногда от меня уезжать– вынужденно или такова будет Ваша воля, – я буду Вас здесь ждать как верная жена. Этот край и прекрасен, и печален, не бойтесь здесь соскучиться, тем более что рядом буду я. Ведь я похорошела, стала ещё нежнее и вернее. Приезжайте ещё и потому, что я не могу больше жить без Вас. Я люблю Вас, люблю – я в первый раз пишу Вам об этом. Приезжайте! Я ждала Вас долгих четыре дня, дорогой мой муж, теперь Вы наконец перестанете быть для меня слишком моложавым!..