кивнул и что-то ответил.

Я повторил, что я иностранец.

Тогда он опять сказал что-то, но слово «копейка» он не произнёс.

И вот мне снова пришлось быть графом. Часто имеешь искреннее намерение путешествовать, как скромный, незаметный гражданин, но это ни к чему не ведёт.

Выйдя на улицу, я решил ехать назад в гостиницу на конке. По прошествии некоторого времени ко мне подходит кондуктор и говорит что-то. «По всей вероятности, он спрашивает, куда я еду», — подумал я, и я назвал свою гостиницу. И вот вся публика, сидевшая в вагоне, начинает смотреть на меня и говорить что-то, а кондуктор указывает назад, далеко назад, желая дать мне понять, что я еду как раз в противоположном направлении, что моя гостиница совсем в другой стороне. Мне пришлось спрыгнуть с конки.

Я иду по улице и вдруг замечаю, что много людей входят в один дом и поднимаются по лестнице во второй этаж. Может быть, там есть на что посмотреть, и я следую их примеру. В то время, как я поднимаюсь по лестнице, со мной заговаривает какой-то человек. Я улыбаюсь, смеюсь и снимаю шляпу. Тогда человек также начинает улыбаться и идёт рядом со мной, он раскрывает дверь и пропускает меня вперёд.

Здесь сидит много публики, это ресторан. Тут принявший во мне участие человек начинает представлять меня публике, он говорит что-то окружившим нас, и я понял, что он рассказывает, как встретил меня на лестнице. Я кланяюсь всем и вынимаю свой большой паспорт. Но никто не понимает его. Я указываю на моё имя и хочу объяснить им, что это я сам, что я такой-то и такой-то. Они ничего не понимают, но дружелюбно хлопают меня по плечу и находят, что всё у меня в порядке. Кто-то из публики подходит к стойке и требует музыки. И тотчас же начинает играть орган. «Это в честь тебя», — думаю я, и я встаю и кланяюсь во все стороны. Точно по мановению волшебного жезла мне становится вдруг очень весело, я требую вина, и вокруг меня собирается довольно большая компания, и мы все пьём вино. В зале распространяется слух, что я приезжий, и ко мне приводят человека, говорящего по-французски; но мне казалось, что я обходился как нельзя лучше и при помощи русского языка, а так как во французском языке я тоже очень мало смыслил, то появление этого человека не доставило мне никакого удовольствия. Но мы и ему наливаем вина и приглашаем посидеть с нами.

Здесь всё очень пестро и царит оживление; одежда на посетителях самая разнообразная, — некоторые одеты очень просто, другие нарядно. За стойкой сидят пожилая женщина и молодая девушка. Один господин пользуется удобным случаем и говорить что-то молодой девушке, и мне вдруг становится ясно, что ей в первый раз говорят нечто подобное. Она смотрит и ничего не понимает, но потом она вдруг краснеет. Блажен, кто может ещё краснеть в первый раз! Что в жизни может быть лучше «первого раза»! Потом люди уже краснеют только от стыда...

Когда я уходил из ресторана, то два лакея бросились вниз по лестнице и настежь раскрыли передо мной входную дверь, и при этом они называли меня превосходительством.

Опять я начинаю бродить по улицам, но не знаю, где я, и не имею ни малейшего понятия о том, в каком направлении мне надо идти, чтобы попасть в свою гостиницу. Какое бесподобное чувство сознавать, что ты заблудился; кто не испытал этого, тот не может понять меня. Я преднамеренно решил заблудиться. Я подхожу к какому-то ресторану, и у меня вдруг является желание съесть что-нибудь, чтобы и в этом отношении поступать так, как мне заблагорассудилось в данную минуту. Но так как обстановка здесь очень роскошная, и так как вдобавок ко мне подходит белобрысый лакей во фраке, то я нахожу более симпатичным другой ресторан, мимо которого я перед тем только что прошёл, и я иду туда. Там я усаживаюсь.

Это также большой ресторан, но он имеет менее европейский вид, посетители одеты очень странно, а два лакея в куртках. В глубине зала теряется сад с деревьями.

Я чувствую себя свободным и я доволен. У меня такое чувство, словно я нашёл убежище, и мне совсем не надо торопиться домой. Я выучился говорить «щи». Немногие способны выучиться этому, но я выучился. И я умею писать это слово не так, как немцы, без «сии». Щи — это суп из мяса. Но это не обыкновенный говяжий суп, который никуда не годится, а прекрасное русское блюдо со всевозможной говядиной, яйцами, сливками и зеленью. Итак, я требую щей, и мне подают их. Но слуга хочет предупредить мои желания и подаёт мне ещё какие-то блюда. Кроме того, я сам требую икры, — не знаю, кстати это было, или нет. Потом я спрашиваю также и пива.

Вдруг в открытых дверях появляется длинноволосый священник, который начинает крестить и благословлять нас, после чего он идёт дальше по улице. Я счастлив, что открыл это место. В некотором отдалении от меня сидят несколько добродушных пожилых людей, они едят и мирно болтают. И лица у них не безобразные и не сморщенные, какие обыкновенно бывают у стариков, а, напротив, открытые и здоровые, и волосы у них густые. «Славяне, — думаю я и смотрю на них, — народ будущего, завоеватели мира после германцев! Неудивительно, что у такого народа может возникнуть такая литература, как русская, литература безграничная в своём величии и поразительная! Она получила питание из восьми неиссякаемых источников, — от своих восьми гигантов — писателей. Нам давно надо было бы обратить на них внимание и постараться ближе ознакомиться с ними. Но что касается до театрального хозяйства, то это они предоставляют другим поэтам».

Посетители приходят и уходят. Является компания немцев и располагается рядом с моим столом. Раздаётся громкая немецкая болтовня и немецкие восклицания. По еде и напиткам, которые им подают, я заключаю, что они намереваются долго сидеть, и я делаю знак слуге, чтобы он перенёс мой прибор в глубину залы, к саду и деревьям; но он не понимает меня. И тогда один из немцев очень любезно спрашивает меня, что мне угодно, и я должен прибегнуть к его помощи. Мне накрыли стол в другом месте, но я забываю поблагодарить немца, и я снова иду через всю залу, чтобы исправить мою оплошность.

Слуга подаёт мне жаркое. Я не в состоянии больше есть что-нибудь после сытных щей, но слуга со своей точки зрения прав, — он придерживается того взгляда, что человек должен есть много зараз, но зато потом долго выдерживать без пищи. Это взгляд здоровых людей. У меня является желание покурить и выпить чашку кофе, и мне без особых затруднений подают сигары и кофе.

За одним из столов сидит небольшое общество; по-видимому, это семья, состоящая из отца, матери, двух сыновей и дочери. У молодой девушки тёмные глаза, непроницаемые и глубокие, — это целый мир. Руки у неё большие, с длинными пальцами. Я сижу